Повести и рассказы о советской милиции

– У нас по закону равноправие, – отпарировала Клава. –

Чи мужик деньги в дом несет, чи баба, не важно, стало быть.

– Нет, важно.

– Так что, товарищ участковый, прикажете тогда мне работу бросать? Я несогласная. Работа моя мне нравится, сами говорили, люди довольны. А какую пользу в колхозе мой Тихон принесет, еще по воде вилами писано. Уж лучше пускай дома сидит. Моей зарплаты нам хватает. И

мужик он, вдобавок, такой, каждой бабе пожелаю.

Я не знал, что ей возразить. Хорошо, в это время зашла за покупками какая-то бабка.

– И нечего записывать его в тунеядцы, – закончила

Клава.

– Нассонову я тоже об этом сказала. И всем скажу…

Я поспешил на улицу.

– Зеленый… – проскрипела мне вслед старуха. Я это услышал и выругался про себя. А та добавила: – Но симпатичный.

Тоже ни к чему, раз речь идет об официальном лице.

Я пошел к сельисполкому, размышляя о словах Лоховой. Действительно, придраться к ней было трудно. Рассуждала она логично. Как поступать в таких случаях? Не знаю. Но поговорить с Тихоном надо. Только с умом.

Чтобы не растеряться, как вот только что в магазине. Хорошо, что девушки не присутствовали при нашем разговоре.

Я оглянулся. Лариса стояла около клуба и с откровенным любопытством смотрела в мою сторону, козырьком приложив руку ко лбу.

Интересно, Ксения Филипповна видела, что я был у

Клавы? Только бы не стала расспрашивать.

…Не успел я пережить свою неудачу, как ко мне в кабинет зашла решительного вида старуха и без приглашения прочно устроилась на стуле.

– Здрасьте, товарищ начальник. Слава богу, вы теперича тут порядок наведете. Нет на них управы! – погрозила она куда-то пухлым кулачком. Потом развернула чистенький, беленький платочек и положила на стол потертый на сгибах лист.

Документ удостоверял: колхоз заключил настоящий договор с Ледешко А. С. о том, что принадлежащий ей бугай симментальской породы, по кличке Выстрел, находится в колхозном стаде для производства племенного молодняка, за что Ледешко А. С. положена плата…

Значит, это о ней говорила мне Ксения Филипповна.

Я внимательно слушал моего первого жалобщика.

– Видите, мы не какие-нибудь сбоку припека, а государственно оформлены, – сказала она.

– Ну, а жалоба-то у вас какая?

– Я уже тут, в этим кабинете, столько бумаги извела –

пропасть. Ничего, вы разберетесь как следовает. А то кое-кому крайнихино вино голову затуманило…

– Товарищ Ледешко, – строго сказал я, – изложите суть дела.

– Наизлагалась во! – провела она ребром ладони по своему горлу. – Крайнихина Бабочка – корова рази? Тьфу, а не корова! Ни молока, ни мяса…

– Кто такая Крайниха и какие претензии вы к ней имеете?

– Суседка моя, Крайнова. Завидно небось, что мой

Выстрел в стаде законно, а ее коровешка без всякого права.

Покалечила она моего бугая.

– Зачем гражданке Крайновой калечить быка?

– Да не она, а Бабочка, стало быть, корова ейная.

Я начал терять терпение.

– Ну и что?

– Как что? Пущай платит эту самую конфискацию.

– Компенсацию, вы хотите сказать?

– Нехай буде конписацию. Уж больно бодучая Бабочка.

– И сильно покалечила? – спросил я.

– Чуть не полбока разодрала…

Вот чертовщина, ну и задала мне бабка задачу!

– Как вы думаете, был тут злой умысел?

– А поди разберись, корова не человек. Бабочка всех без разбору калечит.

– Значит, у вашей соседки Крайневой умысла не было?

Как же требовать с нее компенсацию?

– Но сам факт покалечения имеется!

– А Крайнева при чем? – Я не удержался и повысил голос.

Ледешко насупилась.

– И вы, значит, заодно с ними… – Она стала заворачивать в платочек договор с колхозом. – Ладно. В район поеду. Еще не хватало! Представляю, какой смех будет в

РОВДе. Нет, отмахнуться от старухи нельзя. Придется разбираться.

Я вздохнул.

– Хорошо. Пишите заявление.

Ледешко уселась за бумагу с явным удовольствием.

– И еще этот Чава.

– Какой Чава?

– Пастух.

– Это его имя или фамилия?

– Вроде клички.

– Клички только у животных бывают. Люди имеют имя и фамилию, – сказал я как можно строже.

– Сергей Денисов, – поспешно поправилась Ледешко. –

Цыган между прочим…

– Цыгане, русские – все равны.

– И я так же думаю, товарищ начальник, – подхватила жалобщица. – Все и должны держаться наравне. А то, например, ежели ты цыган – тебе лошадь можно иметь и без налогу. Вроде бы цыгану лошадь с рождения полагается. А другим до последнего времени было так: имеешь скотину – плати налог.

– Теперь и вы можете иметь лошадь. Без налога.

– А на шо она мне?. Так Чава этот изводит моего бугая.

Сами, говорит, гоните его в стадо. А за что, спрашивается, ему колхоз денежки платит? Между прочие, их личная корова тоже в колхозном стаде.

Наконец Ледешко ушла. На душе было грустно. «Ну, Дмитрий Александрович, тебя можно поздравить с первым делом! Здесь тебе и мучительные ночи над разгадкой рокового преступления, и погоня за хитрым, коварным и опасным преступником…»

А какие мечты роились в моей голове четыре года назад! В зеленом Калинине, с трамваями, троллейбусами, с

Волгой, одетой в бетонные берега.

И мечты эти начались с той набережной, в тот октябрьский вечер, когда я принимал участие в задержании преступника.