Хорошо, хорошо, ты его приструнила и объездила. Спору нет, заслуга твоя. Чуть не на коленях просила допустить к скачкам. Допустили. Заявили тебя в заезде. Растрезвонили на весь район. И на тебе – не хочешь выступать! Какая муха тебя укусила?
– Не могу… – Девушка еще ниже склонила голову. –
Кто-то ведь может вместо меня…
– Маркиз никого не подпускает к себе и на сто метров!
А! Нет у меня времени и желания слезы и сопли вытирать… Не поедешь – черт с тобой! Все! Иди!
Лариса вышла из кабинета и, не глядя на меня и секретаршу, быстро прошла через приемную.
А вечером они сидели с Чавой на пустой скамейке возле остановки автобуса. Мне показалось, что беседа их была печальна. И как будто Лариса плакала…
Я не подсматривал специально. Просто, как всегда делаю вечером, прошел по засыпающей станице.
У них решалось что-то важное. Они никого не замечали. Не обратили даже внимания на последний рейсовый автобус, унесший в своем уютном нутре несколько пассажиров в райцентр.
Что же, так и должно было случиться. Разные, разные они люди.
Мне стало жаль Ларису. Теплая жалость к ней баюкала душу. В голове вставали картины, одна желаннее другой.
Мы с ней на тропинке среди золотых подсолнухов, в которых человека не видно за три шага. Как хорошо стоять тихо и смотреть друг на друга или на светлое летнее небо…
И никогда, никогда не пришлось бы ей сидеть на этой сиротливой скамейке…
Расстались они, кажется, грустно. Она пошла одна, медленно растворяясь в сумраке чуть освещенной улицы.
Сергей еще посидел, потом отвязал коня, дремавшего в тени навеса автобусной остановки, и направился вслед за девушкой. Но не остановился, а проскакал мимо.
Мне очень хотелось догнать Ларису, что-то ей сказать.
Но что? Что я мог сказать ей? Происшедшего между ними я не знал… А знать хотелось очень, до злобы на самого себя.
И весь следующий день, ту памятную субботу, я искал повод забежать в библиотеку.
Слава богу, повод нашелся. Как спасителя, послал мне бог Колю Катаева.
Недалеко от хутора Крученого, на небольшом бугре,
находилась могила с грубо отлитым цементным обелиском. Под ним покоились останки советских воинов, погибших в последнюю войну. Коля, Лариса и другие комсомольцы колхоза решили организовать поиск героев, узнать их имена.
Я предложил вовлечь в это мероприятие моего подопечного Славу Крайнова. Вот об этом и надо было поговорить с Ларисой.
Коля, конечно, ничего не знал. Откуда ему было знать, что произошло вчера на автобусной остановке?
– Завтра скачешь? – спросил он у Ларисы.
Она резко ответила:
– Ну что пристали? Почему это всех так интересует?
– Ты не кипятись, – успокоил ее Коля. – А интересует потому, что честь колхоза…
– Как будто на мне свет клином сошелся. Честь колхоза! А может, я чувствую, что завалюсь? – Лариса осеклась.
Наверное, поняла, что так нельзя было говорить Катаеву, человеку мягкому и доброму.
Но Коля не обиделся.
– Держись, хохол, – казаком будешь, держись, казак, –
атаманом будешь, – со смехом сказал он. – А мы к тебе, ежели по-честному, зашли поговорить о другом.
– Некогда, ребята, спешу… – сказала Лариса.
– Тогда извини, зайдем в другой раз. – Коля театрально склонил голову.
– Честное слово! На конеферму надо.
– Все-таки скачешь? – подмигнул Катаев.
– Придется, – вздохнула Лариса.
– Может, подвезти? – неуверенно предложил я. – Мне как раз в ту сторону…
– Хорошо, – согласилась она, тряхнув головой.
И я вдруг отчетливо понял, что она бросает кому-то вызов. Меня это устраивало. Меня все устраивало, только бы побыть с ней вместе…
Я выбрал самый далекий путь. И ехал так медленно, что, наверное, отправься она к своему Маркизу пешком, добралась бы раньше.
По обеим сторонам дороги колосилась пшеница. Ее волны шелестели от горячего ветра.
– Дима, вы завтра будете в районе? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я равнодушно, а сердце радостно стучало в груди.
– А я думала, вы увлекаетесь лошадьми, – разочарованно произнесла она.
– Конечно, увлекаюсь, – быстро согласился я, испугавшись переборщить в своей игре. – Знаете, я ведь всегда на службе… Какое-нибудь происшествие…
– Да, вам нелегко, – подтвердила она.
Я был благодарен ей за то, что она умолчала о Герасимове и все же сказала об этой истории. Тактично и сочувственно…
– Люди не всегда понимают.
– Кому надо, понимают, – сказала Лариса. – Девчата за вас горой…
Для меня это было ново. Видя мое смущение, Лариса сказала:
– Вас это удивляет?
– Не думал об этом.
Она испытующе посмотрела на меня:
– Все девчонки мне уши прожужжали про вас…
Мне стало тоскливо. Потому что она говорила об этом с каким-то равнодушием.
– Интересно, кто? – Я тоже решил играть в равнодушие.
– Многие…
И чтобы не говорить свое, я прочел на память Есенина:
– Я тоже люблю Есенина, – сказала Лариса.
Мы выскочили на бугор. Поле осталось позади. Уже видны были конюшни.
– Я скоро буду возвращаться. Заехать? – спросил я.