Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Кельману казалось, что они находятся совсем неподалеку от конечной станции узкоколейки, а там наверняка есть дома.

— Авось наткнемся на них. Они тут рядом, пожалуй, чуть левее, где начинается лес… У меня есть немного сухарей, и спички найдутся.

Кельман тащил на себе свой автомат, да еще помогал Рамбаху идти вперед, и эта дружеская поддержка придавала Рамбаху силы, вселяла в него надежду. Он очень старался не слишком обременять Кельмана. Так они добрались до леса, где метель чувствовалась слабее. Следы колес еще довольно четко выделялись на снегу, и это помогало Кельману ориентироваться. После томительного блуждания по лесу, увязая в снегу, они наконец набрели на грубо сколоченный домишко. Не сорви с него ветер крыши и трубы, они бы прошли мимо, не заметив дома. У входа громоздились большие сугробы. С трудом они приоткрыли дверь, ровно настолько, чтобы вдвоем протиснуться внутрь.

Бумага, консервные банки, обрывки ремней и шпагата — все говорило о том, что дом покинули в лихорадочной спешке. На нарах лежали два старых соломенных тюфяка и одеяла, на стене болтался провод, на котором, по всей вероятности, висела телефонная трубка; посреди комнаты стоял большой стол, вокруг него несколько стульев и табуреток; была там даже чугунная печка.

— Вот и чудесно, — сказал Кельман, бегло оглядевшись вокруг. — По крайней мере, тут мы не замерзнем.

Он мигом скинул рюкзак, отыскал коробок, чиркнул спичкой. Вспыхнул огонек.

— Спасены! — торжествующе установил он. — Вот от таких мелочей и зависит подчас жизнь.

Рамбах повалился на нары. Он окончательно изнемог и, хоть был полон напряженного ожидания, сидел как парализованный, покуда Кельман расстилал его одеяла.

В доме стояла зловещая тишина, только слышались одиночные выстрелы.

— Если мы здесь останемся, нас определенно зацапают русские, — озабоченно произнес Рамбах, и это прозвучало комично, ибо весь вид его говорил о том, что он выдохся и больше не сможет сделать ни шагу.

— Давай-ка ложись и укройся потеплее, да не мешкай, не то вместо русских тебя дьявол зацапает, — отпарировал Кельман. — А если тем временем действительно придут русские, что ж, пусть приходят. Главное, не превратиться в мороженое мясо. Разве не так?

Рамбах промолчал, но про себя подумал, что, не будь Кельмана, он наверняка замерз бы уже где-нибудь, и, представив себе это, содрогнулся.

Меж тем Кельман, приготовив постель, сказал Рамбаху:

— Стягивай сапоги и ложись, а я натоплю пожарче.

С севера все еще доносилась артиллерийская стрельба, перебиваемая стрекотом пулеметов, но на дороге пальба постепенно стихала; видимо, отступление немецких частей, которые сумели прорвать окружение, завершилось. Лишь одиночные выстрелы время от времени нарушали тишину. Но в то мгновение, когда Рамбах забирался под одеяла, а Кельман запихивал в пылающую печурку обломки табурета, вблизи разорвался снаряд.

— Дружище, — простонал Рамбах, — они наводят по столбу дыма.

— Я уже подумал об этом, — невозмутимо отозвался Кельман. — Но разве в такую пургу дым увидишь! А без печки мы замерзнем, это уж точно.

Он явно наслаждался весело потрескивающим огоньком. Наполнив котелок снегом, поставил его на печь и слова вышел на улицу, чтобы осмотреть дверь. Она прилегала достаточно плотно и запиралась на крепкий засов. Кельман позатыкал тряпками щели в дверях и крошечном оконце. Маленькая печурка как-то сразу накалилась докрасна, и воздух согрелся поразительно быстро. А тут забулькала растопленная из снега вода. Заварив чай, Кельман подал Рамбаху горячее питье и несколько сухарей. Рамбах с аппетитом сгрыз сухари, выпил чай и сказал:

— Спасибо, дружище, без тебя я бы уже… того… Может, когда и расквитаюсь.

— Э-э-э, пустое, — отмахнулся Кельман. — Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? Ведь вчера ночью тебя лихорадило.

— Да, ночью как раз и началось. Кажется, я подцепил грипп. Если бы сейчас нужно было идти дальше, думаю, мне и шагу не сделать, тело как свинцом налито. Поэтому я и проворонил все машины.

— Что у тебя, собственно, болит?

— Да вроде ничего. Вот голова только.

— Держи, — Кельман протянул таблетку аспирина. — Нужно пропотеть. Будем надеяться, у тебя не воспаление легких, это было бы совсем некстати.

— Будем надеяться, — отвечал Рамбах, но голос его звучал не очень уверенно.

— Вот еще таблетка, да не мешало бы выпить еще стаканчик чайку.

Набросив поверх одеяла шинель, Кельман пощупал у товарища пульс:

— Температура как будто высокая, но здесь ты вылечишься не хуже, чем в полевом госпитале.

С этими словами Кельман уселся за стол и, пошарив в рюкзаке, вытащил хлеб, банку тушенки и с завидным аппетитом принялся за еду.

— А ты неплохо о себе позаботился, — не выдержал Рамбах. — И хлеб не забыл, и мясо, и сухари, и чай, и даже лекарство. Как же ты все это втиснул в рюкзак, да еще тащил на себе в такую вьюгу!

— Нужно всегда на всякий случай иметь небольшой запас продуктов. Пока его хватит, кстати, если хочешь, давай и ты пристраивайся.

— А если мы и завтра и послезавтра здесь проторчим, — предположил Рамбах. — У меня всего-то пакетик сухарей да две-три щепотки табаку.