Пожалуй, Трумпетер понимал, что Томас прав, но, с другой стороны, вряд ли все обстояло так просто, он по крайней мере не мог себе это представить. Ведь что получается, стоит послать на завод одного смекалистого парнишку, и он сразу проникает в самую суть производства. А подготовки, между прочим, никакой. И молоко на губах не обсохло. Все это он и высказал сыну, впрочем в весьма дружелюбной форме.
Томас сказал:
— Нет, ты все-таки послушай. Есть тут один, из строительного института; он ходит из цеха в цех, все что-то считает. Бородища как у Иисуса, вот к нему меня и приставили, ведь я в арифметике больше кумекаю, чем в железобетонных конструкциях. Он мне все и растолковал.
А через три дня я и сам увидел. Заводские, они ничего не понимают, тем и славятся, так этот, из Академии, и оказал.
— А-а-а, — протянул Трумпетер.
— Да-а-а, — отозвался Томас.
И разрезал четвертую булочку, намазал одну половнику маслом, на другую положил колбасу. За окном солнечные лучи по-прежнему обжигали город. К счастью, у них сегодня вторая смена, к тому времени полегчает, но и без того неплохо, а будет все лучше и лучше, как любил говорить Трумпетер, просматривая газету.
— Ну и возись со своим Иисусом, — посоветовал Трумпетер.
— И буду, — ответил Томас. — Еще и сочинение о нем напишу, вот дадут тему: «Наш новый город». И заработаю кол, впрочем, может, и пятерку, по-всякому может обернуться.
Ну, это Трумпетер и без него понимает.
«Если парень разок-другой стукнется лбом, это только на пользу, — думает он. — Без этого нельзя, только так и становишься человеком. Пятерка или кол, а парень растет хороший, видно, кто-то здорово на него влияет. — Трумпетер поднялся и стал убирать со стола. — И занятие парашютизмом идет на пользу. Кто не боится большой высоты не испугается и малой. Это только сначала страшно, но постепенно вырабатывается привычка к мужеству, человек словно перерождается, и страх все больше теряет над ним власть».
По ассоциации мысль Трумпетера снова перескочила к мучающей его проблеме: «Закон больших чисел, нет, он сбивает с толку. Сбивает с толку и пресловутое право человека на свое «я». Ведь с правом или без права, а каждый человек все равно имеет это «я», что ж толковать об этом. Важно другое — только тот становится индивидуальностью, кто сливается в одно целое с народом. Легко сказать, но как этого достигнуть? Что нужно делать для того, чтобы массы поднялись до уровня лучших сынов народа, чтобы не произошел обратный процесс? Как воспитать не просто смышленых пареньков, а людей с большой буквы, уверенно и смело идущих в будущее. Вот они, проблемы, — думал он. — Ведь бывает и так: все мы мечтаем о чем-то, но жизнь превращает нашу мечту в нечто такое, о чем никто и не помышлял. Может ли человек управлять обстоятельствами или он только подчиняется им? Скажем, встретив Ханну, я не женился на маленькой Геблер с улицы Гёте (а ведь что-то между нами было), и это, конечно, случай. Но то, что мы сразу поняли друг друга, Ханна и я, и спустя три месяца поженились, то, что мы и сегодня понимаем друг друга, несколько по-иному, но, я бы сказал, даже лучше, чем раньше, — это уже не случайно. Ведь именно потому, что Ханна была Ханной, я ее, а не кого другого потащил в ЗАГС; кстати, кто кого тащил — я ее или она меня? Пусть случай, ладно, а все-таки главное зависит от нас самих.
Да-а, и еще вопрос: перед нами всегда несколько путей, и мы должны выбрать, по какому из них пойти, иначе вообще пути не будет; и выбрать правильно или по меньшей мере как можно правильней, в противном случае опять-таки пути не будет. Итак, дело в том, чтобы право было у всех. Право на разумное существование, право на разумный выбор. И главное, право отказаться от неразумного выбора. Вот и дошел до сути: человеку нужны права. Чем скорее мы их добудем, тем быстрее обретем свое «я». Уф! Сколько бы я ни сидел с умным видом, сколько бы ни окутывал себя клубами дыма, ничего другого я не придумаю. И ведь как просто!»
Дождь начался в воскресенье, а в среду с полевых работ вернулась Ханна; она была очень простужена и находилась в том состоянии лихорадочной возбужденности, которое дает лишь высокая температура. Трумпетер посадил ее сперва в горячую ванну, потом укутал одеялами, пледами, платками — всем, что нашлось в доме, напоил чаем, а Томаса послал в аптеку за метапирином; он принес его, но без хинина, ибо хинин, как известно, ввозят из Китая, а поэтому не ввозят сейчас вообще. Ханну беспокоила Беттина — такая погода, и палатка, но Трумпетер успокаивал ее: «Разве спортсмены болеют, взгляни на меня». Утешение явно не действовало, пришлось добавить: «Ничего, найдут выход».