Повести и рассказы писателей Румынии

Я в ту пору был завлитом в Большом драматическом театре; мы готовились к постановке «Дяди Вани» — спектакля крайне ответственного. И надо же было так случиться, что именно тогда директором труппы назначили Шебештьена — человека весьма благообразной наружности и ничтожных актерских способностей. Однако спеси у него было хоть отбавляй, а кроме того, он отличался неистребимой страстью к женскому полу и без зазрения совести вымогал у молоденьких актрис милости в обмен на сезонный ангажемент.

Я до сих пор живо помню тот вечер, когда обсуждалось распределение ролей. Ясс, режиссер театра, сидел напротив директора и, еще не успев раскрыть рта, с какой-то усталой брезгливостью заранее перенял то выражение лица, какое появится у Шебештьена при обсуждении: режиссеру было отлично известно, что Шебештьен сам претендует на главную роль и к тому же терпеть не может Галошфаи.

— Ну что ж, выслушаем ваши соображения. — Директор передал слово режиссеру.

Ясс давным-давно сделал все прикидки и, не глядя в записи, начал без обиняков:

— Роль дяди Вани я поручу Галошфаи…

— В самом деле? — Шебештьен был неприятно поражен, однако постарался сделать вид, будто вырвавшаяся у него реплика была продиктована мимолетным сомнением. — Назовите, пожалуйста, других исполнителей.

И Ясс пошел перечислять: Серебряков — Лайош Червени; Елена Андреевна — Эва Мач; Соня — Амалия Аман, с ее проникновенным и мелодичным голосом; Телегин — старый Йошка Чеп и так далее… У директора были возражения лишь по поводу кандидатки на роль Сони: он втайне успел посулить эту роль одной юной дебютантке, за которой сейчас приударял, но в конце концов вынужден был уступить, понимая, что успех спектакля — равно как и сборы — под угрозой. Правда, тут же постарался взять реванш:

— Но и Галошфаи не будет играть дядю Ваню…

— Дядю Ваню будет играть он, и только он…

— Видите ли, для меня это вопрос престижа!

Ясс пытался сохранить невозмутимость:

— Пусть так, но хотя бы мотивируйте…

Директор посмотрел на него, затем перевел взгляд на окно и деликатно сплюнул табачную крошку.

— Свинья он, этот ваш Галошфаи… пьяница подзаборный…

Ясс никак не мог взять в толк, к чему он это говорит.

— Словом, он человек непорядочный, — решительно заявил Шебештьен. — А вы, дорогой коллега, так же как и я, понимаете, что на этот раз для исполнителя главной роли нам необходим человек безупречных моральных качеств. Мне не хотелось бы ставить себя в смешное положение перед публикой! — И он украдкой взглянул на часы: должно быть, опаздывал на свидание. — На роль лакея, полицейского, жандарма лучшего актера, чем Галошфаи, не сыскать. Но на роль дяди Вани!..

А между тем Галошфаи, обосновавшийся в саду ресторанчика на соседней улице, уже прознал, что директор не желает поручить ему главную роль, которую он выучил наизусть, и с досады пустился в разгул. Укрывшись за баррикадой пивных кружек, он пил ром вперемешку с пивом и чуть ли не плавал в собственном поту, как вдруг, обнаружив брешь в ресторанной шумовой завесе — внезапно смолк оркестр, и звяканье посуды как будто стало тише, — он принялся поносить кабинетного ученого, профессора в отставке Серебрякова, безошибочно воспроизводя несравненно прекрасные чеховские слова:

— «О, как я обманут! Я обожал этого профессора, этого жалкого подагрика, я работал на него как вол!.. Я гордился им и его наукой, я жил, я дышал им! Все, что он писал и изрекал, казалось мне гениальным… Боже, а теперь? Вот он в отставке, и теперь виден весь итог его жизни: после него не останется ни одной страницы труда, он совершенно неизвестен, он ничто! Мыльный пузырь! И я обманут… — вижу, — глупо обманут…»

— Значит, Галошфаи — человек непорядочный? Что вы этим хотите сказать? — обрушился Ясс на директора.

— Только то, что он подвержен слабостям, любит выпить…

— Это не помешает ему великолепно сыграть дядю Ваню…

Шебештьен нетерпеливо прервал его.

— Пьяница подзаборный, — повторил он, — откалывает номера один хлеще другого… всю труппу подводит.

— Вы слишком строги к нему.

— Выхватить метлу у дворника и сгребать в кучу лошадиный навоз на главной площади — надо же додуматься!..

— У каждого свои причуды…

— Охотно верю. — Директор опять покосился на часы. — А красть бегонии с клумбы — это, по-вашему, красиво?

— Судя по всему, он большой оригинал…

— И компанию себе нашел подходящую: записался в кумовья к бродячим цыганам!

— Поверьте мне, все это сплетни!

— А то, что жена из-за него в петлю полезла, скажете, тоже сплетня? Да актеру одного этого достаточно, чтобы дискредитировать себя.

Ясс пытался сохранить самообладание.

— Если бы вы знали, что это за особа! Форменная истеричка, она немало крови попортила Галошфаи.

— Значит, заслужил, скотина… подонок, распоследний пропойца!..

Режиссер вышел из себя.

— Прошу прощения! — Он резко поднялся. — Мне казалось, что я имею дело с культурным человеком… а теперь я вижу, что забрел по ошибке в полицию нравов… — И с этими словами направился к выходу.

— Обождите минуту! — крикнул ему вдогонку директор. — Не стоит решать наспех… Давайте обсудим и другие возможные кандидатуры…