Йокинен поздоровалась с нами по-русски. На лице у неё при этом было страдающее выражение, будто у неё болел зуб (впечатление Закировой) или будто она пришла навестить умирающего родственника (впечатление Кожемякиной). Она была одета в гражданскую одежду без каких-либо признаков принадлежности к спецслужбам.
Тетрадь, содержащую описания наводок, полученных Андреем Закировым, она держала в руке. Она не сразу отдала её нам. Некоторое время она молча нас разглядывала с выражением, описанным выше. Мы тоже молчали, не зная, что сказать. Потом Йокинен как будто спохватилась и протянула тетрадь Алине.
Реплики, приведённые ниже, являются реконструкцией. Мы не помним их дословно, но более-менее уверены, что можем передать содержание и общий ход нашего разговора с Йокинен.
По-русски Йокинен говорит свободно и почти без ошибок.
Йокинен. Хорошо, что вы позвонили. У нас нет оснований и нет нобходимости держать у себя тетрадь вашего отца, Алина. Вчера полиция официально закрыла предварительное следствие. Признаков насильственной смерти не нашли. Мы не знаем точно, почему ваш отец умер, но, видимо, он умер сам.
Закирова. Спасибо, что вы приехали.
Йокинен. Не за что. Можно задать вам несколько вопросов?
Закирова. Да, конечно.
Йокинен. Я хочу подчеркнуть, что спрашиваю как частное лицо, а не как сотрудница Полиции безопасности. Вы, естественно, можете не отвечать. Вы можете со мной больше совсем не разговаривать.
Закирова. Мы поняли.
Йокинен. Вы не против, если мы немного отойдём в сторону?
Мы сказали, что мы не против. Следуя за Йокинен, мы обогнули террасу ирландского паба и прошли метров сорок вниз по улице Кулмавуоренкату. Эта улица упирается в Хямеэнтие, но она не насквозь проездная, поэтому там мало машин. Йокинен остановилась возле четырёхэтажного дома с малиновым фасадом. Она встала так близко к стене, что, казалось, прижимается к ней. Мы встали рядом – на расстоянии, принятом в Финляндии. Когда Йокинен снова заговорила, нам пришлось подойти ближе. Она говорила намного тише, чем раньше.
Йокинен. Здесь, наверное, подходящее место. Вы читали раньше эту тетрадь?
Закирова. Пока нет.
КОЖЕМЯКИНА. Но мы представляем, что в ней написано.
Йокинен. Алина, вы знаете, почему ваш отец писал эти тексты?
Закирова. М-м-м… Видимо, чтобы зафиксировать свои… видения. Он записывал то, что с ним происходило.
Йокинен. Вы знали о его видениях? Ваш отец не скрывал их от близких? Я заметила, что первая запись сделана в январе 2019 года. Полтора года назад.
Закирова. М-м-м…
Йокинен. Он обращался за медицинской помощью?
Закирова. М-м-м…
Йокинен. Хорошо, простите, это слишком личный вопрос. Я спрошу по-другому. На ваш взгляд, ваш отец считал свои видения симптомом психического заболевания? Или он относился к ним как-то иначе?
Закирова. М-м-м…
Кожемякина. Он относился к ним иначе. Это вообще долгая история. Но почему… Miten niin? Onko sinullakin ollut?
Услышав это, Йокинен вздрогнула и завертела головой, как будто звуки финского языка отдёрнули какую-то штору, за которой она пряталась. (Во всяком случае, Закировой так показалось.)
Закирова (
Кожемякина. Я спросила, почему она спрашивает. Может, у неё тоже была наводка? Извини, что я по-фински. It feels so fucking weird…[39]
В смысле, вы же с Лоттой на “вы” говорите. Мне так странно говорить “вы” другой финке.Йокинен. Я согласна. Это очень странно.
На вопрос Кожемякиной Йокинен не ответила. Пришлось задать его снова.
Закирова. Лотта? Почему вы спрашиваете? У вас тоже было видение?
Йокинен. Извините. Я не знаю, как точнее… У меня было…
Она резко вдохнула и застыла, не закрыв рта. Её взгляд был прикован к чему-то у нас за спиной.
Мы обернулись.
Йокинен. Вы видите? Вы тоже видите?
Кожемякина. Да. Я вижу.
Закирова. Да. Я тоже. Блин, я телефон оставила в квартире…
Кожемякина. Я взяла свой.
(Видеозапись, сделанная Кожемякиной, держалась не дольше часа после завершения съёмки.)