Повести л-ских писателей

А потом исполнилась вторая часть обещания. Я узнал. Информация просто появилась у меня в голове, словно мне в память добавили целый пласт, из которого без труда можно было выудить любые факты, имеющие отношение к трубчатой фигуре и к странному планетарию надо мной. Как следствие, и возле дерева, и после в «Аккушке», и в пруду, когда я брела по воде к островку, а потом обратно, с ошалевшей мокрой собакой на руках, я помнила, то есть Женя в летней Алма-Ате помнила всё, что я успел вытащить из этого пласта в сознание, пока сознание не погасло навсегда. По крайней мере, я, то есть Женя, была уверена, что оно погасло. Он умер, тот гляциолог на острове Беннета, в памяти которого иной раз мелькало, как товарищи по экспедиции обращаются к нему «Герман» или «Гера». Ведь в повести из книги New Science Fiction from Leningrad было написано, что он умер. Двое суток спустя метеоролог, радист и топограф нашли его тело. Оно сползло с камня и лежало на боку, согнувшись.

Рядом с телом не было никаких следов того, что гляциолог по имени Герман видел перед смертью. Так оно и было задумано. Я помнила, что пришельцы открылись мне именно потому, что я погибал. Они наполнили последние минуты моей жизни именно потому, что это были последние минуты. Наша встреча никак не могла повлиять на ход человеческой истории.

Теперь я знала, что всё как в книге, но только ещё огромней и по-настоящему. Пришельцы достигли Млечного Пути 565 миллионов лет назад. Примерно за 2 миллиона лет, охватывая звезду за звездой нашей галактики, они добрались до Солнечной системы. Конечно, они пришли не в своём древнем трубочно-мохнатом обличье, не в виде себя. Их самих не существовало уже как минимум четыре миллиарда лет. До Земли добралось то, что в повести называлось одним из моих, то есть Жениных, любимых английских слов: Reminiscence. С большой буквы. На острове я мысленно назвал эту волну космической экспансии «памятью», «отблеском».

На Земле к моменту их прихода уже возникли сложные многоклеточные организмы и, значит, случился один из тех редчайших прыжков (зачёркнуто) переходов, которые в обычной галактике вроде нашей можно пересчитать по человеческим пальцам. Поэтому Reminiscence descended (так было в повести). Память сгустилась и окутала нас, Отблеск высветил Землю. Сотни миллионов лет пришельцы находились здесь, ни во что не вмешиваясь. Они надеялись, что случатся и другие необходимые переходы. Они надеялись, что на Земле рано или поздно появятся сознания, способные знать, что такое Отблеск и почему он здесь, и наполнятся радостью (зачёркнуто) счастьем (зачёркнуто) смыслом от этого знания. Их надежда оправдалась совсем недавно. По их меркам – только что. Такие сознания начали попадаться две с половиной тысячи лет назад. Сперва их были единицы, позднее десятки, в двадцатом веке счёт пошёл на тысячи. Если эти люди умирали в одиночку, Reminiscence would sometimes reveal itself to them[18]. Отблеск виднелся им за минуты до смерти.

Пришельцы по-прежнему не желали (зачёркнуто) не имели права вмешаться в историю жизни на Земле. Случилось ещё не всё, что должно было случиться само по себе, без посторонних. Я твёрдо знал это, умирая на острове Беннета. Но в Алма-Ате я смотрела на вещи иначе. Ведь я же читала New Science Fiction from Leningrad, и Дилька читала, и мы столько раз обсуждали с Дилькой эти повести, а теперь я даже умерла вместе с гляциологом Германом, увидела пришельцев его глазами и при этом была жива, и здорова, и молода, и талантлива, и полна сил. Я заговорила в «Аккушке» о наступлении нового времени, потому что решила, что достигнута некая критическая точка. Память пришельцев больше не будет скрываться. Отблеск высветит всё человечество.

В последнее мгновение, когда я, Диляра Касымова, была Женей в летней Алма-Ате восьмидесятых, я иду по скверу прочь от пруда. Я только что выпустила собаку из рук на берег. Когда выпускала, жестокие хозяева собаки что-то говорили мне на повышенных тонах. Парни из Театрального аплодировали и улюлюкали. Я не обращала внимания. Я выбралась из воды и пошла прочь. Теперь я медленно бреду в мокрой юбке и блузке среди деревьев, задрав голову к небу, сияющему сквозь листву. От моей одежды пахнет псиной. Я улыбаюсь. Я никогда не была так счастлива. Никакая я никогда, ни в какой жизни, не была так счастлива.

Конец фрагмента, опущенного ранее. Текст о ПЛП в Караганде начинается после трёх неровных линий в ширину страницы.

Примечание курсивом