Повести л-ских писателей

Алка тоже это знает и хочет подтрунить над парнем. «Вы вообще-то в курсе, кого спаиваете, молодой человек? – говорит она кудрявому с деланой суровостью. – Прошу любить и жаловать: моя подшефная мисс Мэри Смит! Прибыла к нам с дружеским визитом из Лондона. Мечтает увидеть, как перестраивается советская молодёжь». Алка спрашивает по-английски, хочу ли я мороженого, и я машинально подыгрываю, я разражаюсь потоком вычурного английского, суть которого сводится к тому, что да, я хочу мороженого. Кудрявый верит и пунцово краснеет, вскакивает, бежит в бесконечную очередь, чтобы взять иностранке мороженого. Его место немедленно занимает Оксана Галь, которой надоело быть подле скульптора Шакенова.

Внимание стола теперь приковано ко мне. Мужчины, которые не побежали за мороженым, глядят на меня совсем другими глазами, словно не видали прежде такой стрижки, такой юбки, таких рюшек. Это внимание мне тоже знакомо, мой английский приводит людей в транс даже без розыгрышей про Мэри Смит из Лондона. Недолго, минут пять, пока вино ещё не совсем ударило в голову, я веду себя, как положено себя вести в центре внимания. Я смеюсь, разворачивая карамельку. Я извиняюсь за Алкины «фокусы», называю своё настоящее имя, слышу имена мужчин за нашим столиком. Их зовут Саша, Тима, Рашид и, кажется, Юра. Алка с Оксаной знают Тиму и Сашу.

Все четверо заметно старше меня. Трое из них киношники, двое учатся во ВГИКе, здесь они на каникулах. Одному из вгиковцев, Рашиду, только что предложили на «Казахфильме» доснять полнометражную картину про наркоманов. Судя по всему, этим и объясняется столь раннее обилие бутылок. Праздничная Алка уже что-то слышала об этом или притворяется, что слышала. Она откидывается на спинку стула, водружает ногу на ногу, закуривает, просит Рашида рассказать поподробней. Тот охотно рассказывает, но глядит при этом не на Алку, а на меня, словно это мне больше всех интересно, что он принципиально не желает работать с профессиональными актёрами. На главных ролях в его фильме будут подпольные музыканты из Ленинграда.

Оксана Галь знает, что это за музыканты, она горит желанием с ними познакомиться. Мне всё равно, я плохо воспринимаю кустарные игры в рок-музыку на русском, к тому же вино уже ударило в голову, а карамелька рассосалась, и поэтому я больше не в силах отвлечься от того, что со мной случилось. Я киваю Рашиду лишь потому, что мне нравятся его взъерошенные волосы и его лицо, оно мягкое, и доброе, и какое-то по-хорошему простодушное, даже когда он хвастается, что ни на «Казахфильме», ни в Союзе вообще не снимали никогда ничего подобного. И что фильм, естественно, ляжет на полку, но это не имеет значения, это только развязывает руки. Я много пропускаю мимо ушей. Думаю о том, что было на острове в Северном Ледовитом океане. Но я слышу, когда Рашид с добрым лицом называет моё имя: «Женя, у вас первоклассный английский, это сразу слышно, это редкость, это может пригодиться, вы будете осенью в Алма-Ате?»

«Извините, Рашид, – говорю я вместо ответа. – Извините, вы не читали книгу под названием New Science Fiction from Leningrad? Мне почему-то кажется, вы могли её читать».

Он подаётся вперёд, в мою сторону. Переспрашивает: «Какую книгу?»

«New. Science Fiction. From Leningrad», – раздельно повторяю я, почти крича. В «Аккушке» ужасный гвалт.

Он трясёт головой: «Нет! А что это за книга?»

Несмотря на вино или благодаря вину я знаю, что не могу ответить на этот вопрос так, чтобы он понял. Я не сумела бы объяснить, что это за книга, даже если бы все были готовы меня слушать до вечера. Поэтому я и не пытаюсь объяснить. Машу рукой: «Если не читали, бог с ним». Выпиваю залпом ещё полстакана и вдруг начинаю заверять Рашида, что у него всё получится. Его фильм, подобного которому ещё не было в Союзе, не положат на полку. «Потому что наступает новое время. Понимаете, Рашид? В истории не было ещё такого времени».

Алка ехидно перебивает, стряхивая пепел в щербатую пепельницу: «Товарищи! Слепые прозревают, хромые ходят, прокажённые очищаются, глухие слышат. Западногерманские самолёты садятся на Красную площадь. Скоро Ленин встанет. Женька, уж не ты ли та, которая должна прийти?»

«Алка, ну осади, – огрызаюсь я с пьяной горячностью. – Успеешь блеснуть знанием Библии». Затем снова обращаюсь к Рашиду и почему-то к Оксане Галь. Наверное, потому, что Оксана единственная за столиком не улыбается. Просто глядит на меня.

«Я не про перестройку, – говорю я. – Не в перестройке же дело. Хотя, может быть, всё это как-то связано. Но я не знаю. Я только знаю, что прежняя история кончается. Она везде кончается. По всей нашей планете будет по-другому. Будет такое время, когда всё, что по-настоящему важно, получается. Но только то, что по-настоящему важно. Это будет очень скоро. Есть некоторые из пьющих здесь, которые не вкусят смерти. Так ведь сказано, Алка? Даю всем честное слово. Это просто так вышло, что я знаю. Я это знаю. Хотите верьте, хотите нет. Мне, честно говоря, до фонаря».