Я смотрю на Варю: пальцы ее стремительно гоняются за клавишами, не позволяя им разбежаться в разные стороны; завиток ее волос дрожит на гладком лбу, подскакивает… Глядя на этот завиток, я, много раз видевший, как танцуют молодые казачки, вспомнил, что в свое время на хуторе Осиновском под горячую, бешено быструю скороговорку этой песни отплясывала Наташка Чумакова. У нее, как у Вари сейчас, дрожал и подскакивал на лбу завиток светлых волос. Поразительное совпадение, что Варя, как и Наташка, чтобы раскрыть лихость своего душевного состояния, чуть откинула голову набок, приопустила одно веко и, ухарски скосив глаз, смотрит куда-то на свое собственное лицо — скорее всего, на почти неуловимую горбину маленького носа, где у нее мелкая россыпь бронзовых веснушек.
Кажется, Варя скажет сейчас то же, что тогда сказала Наташка: «Хоть бы щиблеты не подвели, а то на босу ногу придется в хату возвертаться…»
Отчетливо помню: отплясав и оглядывая со всех сторон свои штиблеты, Наташка сказала:
— От моей пляски им не хитро было сгореть…
Тогда полнощекий, чубатый молодой казак с усмешкой на припухших губах сказал ей:
— Сгореть они, конечное дело, не сгорели, а обгорели прямо-таки здорово…
— Откуда знаешь? — сердито спросила Наташка.
— Чую, паленым пахнет…
Наташка помолчала и еще сердитее спросила:
— Ты не из Мигулинской к нам?
— А ежели из Мигулинской? — спросил молодой казак.
— А ежели из Мигулинской, губу подбери, чтоб лапша не обожгла…
По толпе прокатился смех…
В словах Наташки, в этом смехе была для меня разгадка — о чем же рассказывал в те далекие времена товарищу и кучеру-казаку молодой, почти юный Александр Михайлович Листопадов.
— А ведь он рассказывал шутку «Лапша». Ну конечно! — говорю я так, как будто одаряю Варю самым богатым подарком. — Он и мне не раз ее рассказывал… Недавно… Когда уже был старым, больным… Он еще ругал, что кто-то эту шутку записал фальшиво и длинно… «Трудовой народ, — говорил он, — длинных сочинений не уважает. Ему некогда с ними… Да он и из длинного обязательно сделает короткое».
— Да о чем эта шутка? — спрашивает Варя.
И я, припоминая, медленно рассказываю шутку так, как ее слышал из уст Листопадова:
— «Мигулинцев дразнят лапшой. За что?..
В Мигулинской станице в кои времена на площади собралось казаков — прямо стена стеной… Пришли поглядеть, как по приказу атамана станичного, стало быть, будут сечь казака Родиона, по прозвищу Лапша.
Тут как раз случися — через станицу проезжал сам окружной атаман.
— Что за сборище? — спрашивает он.
Один из местных казаков ему разъясняет:
— Это, ваше превосходительство, Лапшу секут на станичном сборе.
— Что ты, братец, чепуху мелешь! «Лапшу секут…» За что же ее?
— А за то, ваше превосходительство, чтоб с ложки не сваливалась и атаманше губу не обжигала.
Окружной атаман подумал и сказал:
— Ах, вот за что… Ну, за это ее, голубчик, следует… Молодцы мигулинцы. Умеют блюсти порядок, — и поехал дальше».
…Шутка заняла в моей тетради всего лишь полстраницы. Она — итог моих сегодняшних волнений и исканий. Так мало?! Нечего удивляться, что в моем сердце окрыляющая надежда и радость постижения существенного уступают место сомнению, неверию в собственные силы… Существенное кажется надуманным, фальшивым, и я спрашиваю притихшую Варю:
— А вдруг, подъезжая к станице, он говорил товарищу и казаку-кучеру вовсе не это?.. Листопадов любил обследовать правду и глазами, и пальцами, и обонянием… и окончательно устанавливал ее своими добротными ушами… И вдруг я наврал?.. Оскорбил память… Как не вовремя он умер! Я бы сбегал к нему и проверил…
Молчаливая, напряженно задумавшаяся Варя наконец негромко спросила не то меня, не то себя:
— Неужели у художественной правды должно быть такое тесное место? Шутка о Лапше — интересная, острая… Язык ее — колоритный, простой и скупой… Зачем ее привязывать к одному месту?.. Листопадов мог рассказать ее где угодно… Правда времени старше правды места, — твердо закончила Варя.
— Да, но совсем было бы замечательно, если бы обе они совпадали.
— Художественно совпадали?
— Конечно, — отвечаю. Варя улыбнулась:
— Ты согласен, что такое совпадение бывает исключительно редко?
Я утвердительно кивнул головой.
— А то ведь обыденное совпадение чаще всего бывает мелкой правдой. Кстати, в молодости Листопадов немного нагрешил против большой художественной правды… Уж очень низко кланялся факту… Хочешь, проиграю тебе две-три песни? И пойду на урок…
Варя быстро нашла те исторические песни, которые посвящались монархам российским. Я хорошо знал, что они были подделкой под настоящую народную песню. Выразительные средства донской песни сюда вставлены просто насильственно. И в самом деле, было трудно понять, как же такой знаток народного песенного слова и окрыляющих его мелодий взял их в сборник… Только ли преклонением перед обыденным фактом можно объяснить ошибку?.. Иногда я убежденно думаю, что подобные песни служили ширмой, оберегавшей настоящие народные песни от редакторов «Издания Войска Донского», от глаз войскового наказного атамана Войска Донского, по чьему распоряжению печатался первый сборник.