Повести наших дней

Во второй половине дня я был в редакции, слышал разговор Гриши Токарева, Максима Саввича и Мити Швабрина. Разговор этот они озаглавили: «Жизненные обстоятельства одной труднопроходимой рецензии». Из их неторопливой беседы я узнал, что рецензия сегодня отправляется в последний раз на заключение за пределы редакции. Всех волновал вопрос: какое же будет заключение?

Я спросил:

— Почему именно это заключение будет окончательным? Кто будет писать его?

— Автору не обязательно знать, — сдержанно усмехнулся Гриша Токарев.

Максим Саввич, не терпевший, как он выражался, «мелкотравчатой засекреченности», воспользовался случаем, чтобы подпустить шпильку:

— Конечно, автор — лицо, меньше всего заинтересованное; его дело — пиши да посапывай, — кивнул он в мою сторону и спрятал под космами бровей свои лукавые глаза.

Гриша Токарев не обиделся, потому что сам не раз горячо высказывал удивление, почему из обыденных фактов в редакции привыкли делать секреты. И он охотно объяснил мне:

— Рецензия все время в дороге. Возвратится в секретариат — и опять на колеса. Ее перекладывают из одной папки в другую — из худшей в лучшую… Так сказать, ступени она берет… Ну а сегодня редактор собственными руками переложил ее в папку, лучше которой в редакции нет… Сам завязал ленточкой, как утюжком, провел ладонью по ней…

Саввич знал, что у главного редактора, как и у многих людей, помимо существенных недостатков есть маленькие… Ну, допустим, как этот: проследить, чтобы папочку меняли на лучшую, если посылают материал ответственному товарищу…

— Гриша, — сказал он Токареву, — будет об этом. Мелочь… Подумаешь — так, может, тут всего-навсего уважение к достойному товарищу… Мне интересно другое. Вчера только нас с тобой автор спрашивал, как с рецензией? Ты сначала запнулся, а потом пошел в обход: дескать, вопроса еще не решили…

— Ты тоже промолчал, — недовольно проговорил Токарев.

— Ты первый должен был сказать, потому что заведуешь отделом литературы, — набирая твердость в голосе, заметил Максим Саввич.

— В стенах редакции, в присутствии редактора я бы сказал. Не тебе в этом сомневаться. Но на улице…

Казалось, что Максим Саввич только этих слов ждал, чтобы вывернуть наизнанку затронутый вопрос:

— Значит, в редакции ты думаешь так, а на улице иначе? Ты похож на клоуна, у которого одна щека красная, другая — зеленая.

Они заспорили.

Митя Швабрин принялся мерить комнату быстрыми шагами, свирепо посасывая погасшую трубку.

Митя Швабрин почему-то не принимал участия в споре. Высокий, сутулый, он широко и мягко шагал по комнате и, запуская пальцы в курчавую шевелюру, мурлыкал себе под нос знакомую нам с тобой песню, состоявшую из одного только припева:

Моряки, крепите паруса!
Моряки, держите руль!
Крепите, крепите!
Держите, держите!

Его песня мешала Максиму Саввичу. Поймав Митю за полу пиджака, он с ворчливостью старшего товарища, занятого серьезным делом, сказал:

— Ну что ты заладил: «крепите, держите»?.. Надо же подумать, куда держать. А так ты загонишь свой парусник к черту в тартарары! Понял?

— Понял, — решительно сказал Швабрин и присел к столу и тут же, вооружившись трубкой, добавил: — Твердо понял, что ты, Максим Саввич, пессимист.

— Это почему же я пессимист? — спросил его Максим Саввич, поскребывая лысину, замаскированную начесом редких рыжеватых волос.

— Ты же из середняков… А те любили поскрести в затылке, подумать… И к своему берегу причаливали не скоро…

— Дите! Соску тебе, — отмахнулся Максим Саввич и опять заспорил с Гришей Токаревым.

Вошла Мария Антоновна — секретарь редактора, остановилась у порога и с безобидной усмешкой, глубоко спрятанной в темно-серых глазах, посматривала на споривших. Она за последнее время погрузнела, гуще поседели ее пепельно-русые волосы, а выпуклый умный лоб пересекла устойчивая поперечная морщина. Но глаза остались такими, какими я их запомнил, когда она впервые, двадцать пять лет назад, появилась за большим секретарским столом — скромная, опрятная девочка. Тогда ее называли «наша Маша», а теперь — «наша Мария Антоновна», «сама Мария Антоновна».

Спорщики по-прежнему не замечали Марии Антоновны, и она, подойдя ко мне, тихо сказала:

— Михаил Владимирович, я ведь знаю, о чем они… И не в первый раз схватываются из-за этого. В моей поддержке ни одна сторона, конечно, не нуждается, — усмехнулась она, — а вот если бы нуждались, то я бы поддержала сторону Максима Саввича. Товарищи, должна вам помешать, — обратилась она к спорящим. — Недавно звонил Василий Николаевич. Редактора не было, так он со мной. «Рецензию на отзыв, говорит, получил. Прочитаю. Только вы, говорит, не прячьтесь в кусты. У редакции должно быть свое мнение — надо печатать или не надо…» Сейчас вернулся редактор. Я ему передала разговор…

— А он что? — нетерпеливо спросил Гриша Токарев.

— Невесело размышляет, — просто ответила Мария Антоновна. — Вот теперь бы вам к нему, поддержать… Я за этим и пришла…