Повести Невериона

– Что-то в твоих словах подсказало мне, что ты их не видела, – опять повторила Лавик. – Не знаю, что – но когда становишься матерью, твои чувства обостряются, хотя мысль работает уже не так ясно.

– Я знаю. – Прин в Элламоне часто нянчила детишек своей обширной родни и была единственной нянькой двухлетнего сынишки кузена-пекаря. – Понянчишь малыша три часа кряду и вовсе думать перестаешь. Потому-то я и не хочу своего. – Она прижала к себе теплую Цветик.

– Ну, неправда… Через неделю опять начинаешь думать – так, понемножку. Это если сама нянчишь – если рабыня, думаешь только о том, как бы свалить на нее все заботы. Но голова снова начинает варить… со временем.

– Детки – это чудо, прелесть, награда, утешение в настоящем и надежда на будущее, – сказала Прин. – Но своих я заводить не хочу – пока.

– Угум, – сказала Лавик, глядя в спину сводного брата. – Я тоже так думаю, но рада, что она у меня уже есть. Я умерла бы тысячу раз, если б ее потеряла, но любой, кому доводилось иметь дело с детьми, прекрасно бы тебя понял. – Ее лицо при свете очередного факела расплылось в фамильной улыбке.

Прин начинала жалеть, что не отдала Цветик марширующему впереди парню. Малютка была довольно тяжеленькая, да и с Лавик без нее можно было бы поговорить о чем-то другом. Однако она твердо решила не возвращать дитя матери до конца прогулки.

– Спасибо, что подержала ее, – сказала Лавик.

Бабушка, должно быть, то же самое чувствовала, когда мать Прин вручила ей теплый, сопящий сверток пятнадцать – нет, почти шестнадцать уже – лет назад.

– Вот мы почти и пришли.

Дверь в замок – новый сгусток темноты – поглотила Ардру; Прин, Лавик и Цветик вошли туда вслед за ним.

13. О выживании, празднике и беспредельности знаков

«Те, кто плохо перечитывает, обречены читать одну и ту же историю бесконечно…» – говорит Ролан Барт. Что подразумевает это парадоксальное утверждение? Во-первых, что каждое отдельное прочтение включает в себя уже прочитанное, и то, что мы видим во впервые читаемом тексте, содержится в нас, а не в нем; таким образом мы сами представляем собой стереотип, уже прочитанный текст; текст, читаемый нами, читабелен лишь в той степени, в какой имеет с читателем нечто общее. Другими словами, мы, читая какой-то текст, видим в нем только то, что уже научились видеть.

Барбара Джонсон. Критическое различие

Пожилая рабыня подала на подносе кубки из красного и синего камня, очень тяжелые, и граф налил что-то в кубок Прин из узкого кувшинчика, взятого у молодого раба. Внутри плескалась прозрачная жидкость, отражая лампы и стенки самого кубка.

Прин поднесла его двумя руками ко рту. Напиток, очень холодный, с фруктовым привкусом, обжег ей горло; она глотнула еще раз, и голова закружилась.

Граф тем временем взял другой кувшинчик и налил что-то темное в кубок Лавик.

– А теперь расскажи нам свою историю, – потребовал Иниге, которому отец налил матово-зеленый напиток. – Тритти права: занимая гостей, мы большей частью говорим о себе, но теперь хотим послушать, что скажешь ты.

– Ардра, иди выпей, – позвала Тритти. – Это традиция, дорогой.

– Я люблю красное, а не синее. – Мальчик слез со своего насеста на лестнице, взял кубок и сам налил себе… как раз что-то синее.

– Ардра! – воскликнула Тритти.

– Беда с этими историями, – засмеялась Прин. – Мне нравится писать их у себя в голове, потому что это можно делать медленно, что-то менять, поправлять, убеждаться, что все имена написаны с заглавного знака. А вот рассказчица из меня никудышная. Я могла бы, пожалуй, рассказать, как пришла из Элламона в Колхари, как меня взяли в плен и так далее, вот только… – Смутившись, она сделала еще один обжигающий глоток. – Только я сама толком не понимаю, что со мной было. А люди, с которыми я встречалась, вряд ли вам интересны…

Все, видимо, показали жестами – нет, мол, интересны, рассказывай, но перед глазами у Прин всё плыло. Кто-то положил руку ей на плечо, и она плюхнулась на кушетку.

– А малютку не принесут? Да, наверно, поздно уже. Еще могу рассказать, как путешествовала из столицы на юг, и про своих попутчиков. Они контрабандисты, но мне не хотелось бы вспоминать… ну их совсем. Историю, говорите? – Она глотнула еще раз. Напиток больше не обжигал – во рту, видать, онемело. – Ладно. Жила-была простая пятнадцатилетняя девушка, похожая на прекрасную молодую королеву… или это королева была похожа на простую лохматую девчонку?