Берег был длиннее, чем ей думалось, и народу за поворотом было не меньше, чем на предыдущих ста ярдах. Здесь выше мокрого песка начинался каменистый, поросший кустарником склон. Сверху доносилась музыка.
Она остановилась при виде двух белых камней, один намного выше другого, торчащих ввысь как два сморщенных пальца. По склону с визгом съехали три девчушки, и Прин полезла наверх, хватаясь свободной рукой за корни.
Наверху тоже стряпали. Кто-то подал ей руку, кто-то спросил, не угостить ли ее моллюсками.
– Нет, спасибо, не сейчас…
Между скалами приткнулся расписной фургон с откидной стенкой – на ней представляли. Барабанщики и другие музыканты сидели по обе стороны сцены. Очень толстый мужчина, исполнив зажигательный танец с высокой гибкой женщиной, вышел на край подмостков и поклонился. Он тяжело дышал, на его плечах трепетали перья, вокруг глаз были нарисованы золотые крылышки.
– Благодарю почтенную публику! – Он добавил что-то по-варварски – может быть, то же самое, но в толпе зрителей послышался смех. – Это было последнее представление; наш путь лежит на север, но будущим летом мы снова увидимся на вашем прекрасном празднике! И это еще не конец, поэтому будьте щедры с нашими музыкантами!
Он удалился, и несколько музыкантов стали обходить публику, подставляя края плащей или свои инструменты. Другие поднялись на сцену, играя что-то ритмичное.
Маленькая Ватри с шарфами и колокольчиками выбежала из фургона и принялась откалывать свои коленца, ходить колесом, кувыркаться.
Люди не скупились, кое-где и золотые сверкали.
Сбоку стояло с десяток рабов – не с пивоварни, Прин их не знала. На ошейниках встречались оборки, но не так много. Прин ввиду предстоящего путешествия не хотела ничего давать лицедеям, а с рабов музыканты денег не спрашивали.
Ватри перекувыркнулась опять, и Прин, стоя под пекановыми деревьями, достала из-за пояса железный ошейник и защелкнула у себя на шее.
Никто на нее вроде бы не смотрел. Ошейник натирал шею. Прин подобрала мешок и плавно, как она надеялась, направилась к кучке рабов.
Мимо шла музыкантша с многоствольной свирелью через плечо. Приподнятая пола ее плаща отяжелела от железных монет, а золота было не меньше, чем госпожа Кейн наемному убийце отсыпала. От взгляда ее раскосых, широко поставленных глаз Прин кинуло в жар, но музыкантша ничего с нее не спросила.
Рабы, к которым она прибилась, вовсе на нее не взглянули, зато она к ним присматривалась, ища различия, которые могли ее выдать. Какая у них осанка? Как они хлопают – похоже на других или как-то иначе? Та грузная женщина впереди все время водит рукой по своей пестрой юбке, тот держит надтреснутую кружку, переплетя пальцы, та, с оборкой, выпятила бедро. Должны же они чем-то отличаться от свободных людей, помимо ошейников?
Прин поймала себя на том, что подражает жесту одной и осанке другого, но тут на смену Ватри высыпали еще актеры: прекрасная принцесса, сильно помолодевшая после того, как Прин ужинала с ней на колхарском рынке; чудище в блестящей чешуе, норовящее ее съесть; красивые юноши, кто с матерями, кто с подружками; непонятно чей раб, которым распоряжались все; его били и пинали, но он всегда умудрялся что-то стащить – то чашу вина, то золотую монету. Над ним хохотали все зрители, и рабы и свободные, но два молодых раба с полными до краев кружками отпускали такие шуточки, что Прин начала опасаться, как бы чего не вышло. Свободные поглядывали на них, другие рабы молчали. Музыканты продолжали собирать деньги. Прин в своем ошейнике, не зная, куда деваться, потихоньку пробиралась назад. Внизу у воды резвились на мокром песке Ирник и нескладный ушастый Тетти. По Тетти не было видно, что он не далее как утром отхлестал до бесчувствия старую женщину… хотя по Прин тоже не скажешь, что она эту женщину недавно освободила.
Ее они не видели и подниматься наверх, похоже, не собирались.
При виде знакомых Прин начала приводить в действие мысль, зародившуюся у нее некоторое время назад. Ватри на сцене сейчас не было, и Прин направилась к повозке с декорациями, где, насколько она знала по Колхари, размещалась ее подруга.
Сначала нужно было миновать лошадей и стоящих около них музыкантов. Девушка со свирелью гладила рыжую лошадку, евшую из торбы овес. Прин, увидев ее, опять ощутила стыд, спряталась за деревьями и пошла кружным путем через лес, намереваясь подобраться к сценическому фургону сзади. Ночью она нашла дорогу, найдет и теперь.
Да, вот они, белые камни и верхушки повозок.
Пятеро лицедеев уволакивали прочь треть чудовища – оно, как видно, сожрало раба, но было побеждено самым красивым и темнокожим из юношей. Он, принцесса и рыбаки распевали победную песнь, а Ватри…
Ватри стояла в дверях соседнего фургона и говорила с мужчиной в набедренной повязке, повернутым к Прин темной мускулистой спиной. На поясе у него висели потрепанные ножны.
Взлохмаченные волосы маленькой танцовщицы больше не были красными.