Повести Невериона

Мужчина дал Ватри мешок, не намного больше, чем у Прин. Танцовщица кинула его в фургон, а мужчина повернулся и оказался женщиной! В ее черной, на все лицо, маске были проделаны две дырки для глаз, и Прин не удивилась бы сильнее, будь их три, пять или семь.

Она шла прямо к Прин, и груди ее, хоть и маленькие, были явно женскими.

Войдя в лес, она мимоходом посмотрела на Прин – с тех пор, как та притворилась рабыней, на нее впервые кто-то взглянул.

Глаза в обтрепанных прорезях были ярко-синие… и волосы тоже? Нет, в них просто сверкали на солнце синие бусы. Еще немного, и она превратилась в тень, в шорох листьев… и пропала из глаз, как Брука.

Прин стояла, будто пораженная громом.

Ватри, все еще в шарфах и колокольцах, ушла в фургон.

Прин, сглотнув, пересекла поляну, поднялась на приступку, откинула пеструю занавеску у входа.

– Ватри!

Внутри пахло лаком и благовониями. По стенам стояли картины с изображениями замков, волн, лесов, домов, гор. С потолка свисали доспехи, в люк на крыше светило солнце. Ватри, сидя на занавешенной одеялом постели, прищурилась.

– Да… кто это там?

– Ватри… – Прин лишилась дара речи среди всех этих чудес.

– Да кто ж… – Ватри напрягла накрашенные глаза. – А, та, из города! Прин, верно?

Прин, боявшаяся, что Ватри ее не узнает, благодарно кивнула.

– А здесь что ты… – Веснушчатая рука схватилась за грудь. – Тебя похитили! Взяли в рабство! Неужели ничего нельзя…

Прин только теперь вспомнила про ошейник.

– Да нет, это не взаправду… Он сломанный! – Прин подцепила ошейник пальцами и потянула, надеясь, что петлю не заест. Ее не заело, ошейник раскрылся. – Это вам!

– Зачем? – нахмурилась Ватри.

– Ну, у вас же кто-то играет рабов… пригодится.

– А-а… – с заметным подозрением протянула Ватри.

– Ватри, мне надо уехать. Вернуться в Колхари.

– Не тебе одной.

– Можно мне с вами? Вечером?

– До вечера мы тут не задержимся. Местные поселяне перепьются еще засветло, да и деньги они уже все потратили. Начнут воровать у нас на память то и другое, а девчонки, которых будто бы изнасиловали, станут винить в этом наших ребят. Я сама один раз поступила так, но воздалось мне за это с лихвой. Нет, задерживаться не станем – через час уложимся да и в путь.

– Так это еще лучше! Возьмете меня? Пожалуйста! Понимаешь, меня ищут – я, во всяком разе, так думаю. Я сделала то, что им не понравится, хотя они, наверно, пока не знают, что это я…

– Да что ты такого сделала? Ограбила богатого старичка? – Ватри покосилась на мешок Прин.

– Нет, там у меня харчи на дорогу. Я освободила рабыню богатого старичка, вот!

– Что ж, это благородно… но безрассудно.

Мешок, принесенный женщиной в маске, лежал у Ватри в ногах.

– А там что?

– Где?

– В мешке, который дала тебе эта женщина!

– Какая женщина? – Ватри наморщила лоб.

– Ее можно принять за мужчину, но это женщина. Только-только ушла.

– Не было здесь никакой женщины… и мужчины не было.

– Нет, была. В черной маске. – Прин пыталась вспомнить сказку той другой женщины. Голубая Цапля? Нет, так прозвали ее саму. – Она прошла совсем рядом со мной…

Ватри вынула что-то из мешка и показала Прин.

– Ну? Что это такое, по-твоему?

– Н-не знаю…

Ватри бросила круглый черный предмет на пол. Он отскочил обратно, она поймала его.

– Мячик? – пробормотала Прин.

– Да. Дети играют в такие по всему Колхари. Самая обычная вещь, не стоит о ней говорить – не стоит ведь?

– Нет… Конечно, не стоит.

– Их привозят с крайнего юга. Продам их перекупщику в Колхари, а он будет в розницу продавать. Не придется мешки с луком таскать, когда из труппы попросят. Ничего плохого в это нет, верно?

– Конечно, нет.

– Но говорить об этом не стоит, понятно?

Прин вспомнила контрабандистов, с которыми ехала на юг: по сравнению с ними торговлишка Ватри казалась просто смешной.

– Меня и другие люди могут разыскивать. Не знаю, какой их обычай или какую заповедь я нарушила, да и знать не хочу, но прошлой ночью меня отравить хотели! Я, во всяком разе, так думаю. Может, снова попробуют, может, нет, но они плохие. Наказывают рабов ни за что. Опасно мне здесь оставаться. Никакой женщины я не видела, и мешка тебе никто не давал, и я понятия не имею, что в нем.

Ватри спрятала мячик обратно и прикрыла мешок тряпьем.

– Отравить хотели за то, что ты помогла бежать их рабыне?

Объяснять всю подоплеку было чересчур сложно, и Прин ограничилась кивком.

– Что ж, я и почуднее кое-что слышала в этой странной и ужасной земле. Сейчас мы пойдем к хозяину, и я спрошу, можно ли тебе ехать с нами. В лепешку расшибаться ради тебя не буду. Скажет «да» – хорошо, скажет «нет» – обещай, что пойдешь своей дорогой и шум подымать не станешь.

– Хотя бы первые пятьдесят стадий позволил проехать…

– Мы спросим, а там уж как он решит.

На скомканной постели Ватри лежал очень длинный нож. Не совсем меч… но двойной! Видно было, что оба клинка много раз точили и с внешней, и с внутренней стороны.

– Ватри… можно еще вопрос?

– Ну?

– Такими клинками пользуются в Западной Расселине, да?

– Откуда мне знать?