Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Напевая под нос, лорд Клыгрызуб помешал уголья. - Эффект не тот, - провозгласил он, поднимая клеймо обеими руками и тихо кряхтя, хмурясь на присохшие к краям ошметки плоти. - Рубец на рубец - не годится. Писец! Питай мое воображение, что тебя!

- Может, милорд, вернуться к чему-то более деликатному.

- Клыгрызуб оглянулся. - Деликатному?

- Изысканному, милорд. Крошечному и точному, но необыкновенно мучительному.

- О, это мне по нраву. Давай же!

- Ногти...

- Уже сняты. Что, ослеп?

- Отрастают, милорд. Мягкие, розовенькие.

- Хмм. Еще?

- Полоски кожи?

- На нем едва ли осталась кожа, заслуживающая этого названия. Нет, писец, это бесполезно.

Вармет прекратил рыдать и поднял голову. - Умоляю, брат! Не надо! Мой разум раздавлен, тело погублено. В будущем - одни ужасы боли и пыток. В прошлом - память о том же. Настоящее же - нескончаемый стон агонии. Я не могу спать, не могу упокоить члены... видишь, как трясется голова? Умоляю, Дурмет...

- Это больше не мое имя! - завопил Клыгрызуб. И вогнал клеймо в угли. - За это я тебе сожгу язык!

- Милорд, - вмешался Грошвод, - по вашим же правилам он должен говорить, видеть и даже слышать.

- Ох, это! Что же, я намерен изменить намерения! Я ведь могу, верно? Не я ли владыка крепости? Не я ли повелеваю жизнью и смертью тысяч?

"Хм, сотен, но мне ли возражать?" - Воистину, милорд, мир трепещет у ваших ног. Небо рыдает, ветер воет, моря содрогаются, сама почва стенает под нами.

Клыгрызуб развернулся к Грошводу. - Хорошо, писец. Очень хорошо. Запиши всё!

- Спешу, милорд. - Грошвод схватил табличку и костяное стило. Однако жара растопила воск - слова расплывались на глазах. Но эту деталь, решил он, лучше не сообщать хозяину. Ведь в донжоне есть еще пара цепей, и ужасная фигура среди них ближе к смерти, нежели бедняга Вармет. Быстрый взгляд в том направлении показал, что забытая жертва не шевелится.

Некие чужаки оказались слишком назойливыми для простого повешения. На известное время лорд нашел великое удовольствие, бегая от одного пленника к другому в вонючем облаке дыма горелой плоти, под вопли с обеих сторон камеры, пока бурые брызги застывали на стенах. Но хорошее долго не длится. Нечестивая воля к жизни, укрепившаяся в душе Вармета, превосходила возможности любых других жертв крепости.

- Готово, милорд.

- Дословно?

- Дословно, милорд.

- Замечательно. Теперь запоминай тщательно. Милый братец, твоя жизнь в моих руках. Я могу убить тебя в любое время. Могу заставить тебя вопить и дергаться от боли. Могу жестоко тебя изранить... нет, погоди. Сотри последние слова, писец. Дергаться от боли. Да. В агонии. Судороги агонии. Я могу заставить тебя извиваться в судорогах болезненной агонии. Нет! Не так. Подскажешь, писец? Да что с тобой?

Грошвуд лихорадочно думал. - Вы красноречивы как никогда, милорд...

- Нет! Еще слова! Жечь, терзать, резать, пронзать, бить. Бить? - И Клыгрызуб подошел к брату, начав лупить по лицу. Голова моталась туда и сюда, пот тек с немногих оставшихся клочьев волос на макушке. Затем Клыгрызуб пнул брата по левой лодыжке, по правой. Внезапно запыхавшись, отскочил и повернулся к Грошводу. - Видел?

- Видел, милорд.

- Запиши! В деталях!

Грошвод начал скрести по табличке.

- Не забудешь отметить восхитительную позу? Мою фигуру и как она излучает силу? Ноги шире, словно я готов прыгнуть в любом направлении. Руки воздеты, а кисти повисли как... как... как орудия смерти. Они и есть. Записал, писец? Превосходно. Ну, погляди на меня. Весь в крови. Мне нужна смена одежды... погоди, ты все пишешь? Идиот проклятый. Я отвлекся. Убери насчет одежды. Скажи, ты выстирал и высушил вторую черную мантию?

- Конечно, милорд. Как и другую черную одежду, и черную рубаху, и черные брюки.

- Замечательно. Ну, прибирайся здесь. Встретимся в Большой Палате.

Грошвод поклонился. - Хорошо, милорд.

Когда Клыгрызуб вышел из камеры, Грошвод опустил табличку и горестно ее изучил, примечая лепестки пепла, запятнавшие золото растаявшего воска. - Удивляться ли, что глаза меня подводят? - пробормотал он.

- Ради благих богов милосердия, Грошвод! Освободи меня!

Писец глянул на злосчастную фигуру. - Похоже, удары были не такими уж сильными? Пинки в голень, да, это умнее. Но согласитесь, сир, что сегодняшний сеанс был умеренным.

- Ты зол как мой брат!

- Умоляю, милорд! Я у него на службе, мне платят, как кухаркам, горничным и так далее! Это делает всех нас злыми? Чепуха. Кто тут зол, сир, так это вы, навлекающий на меня беды и трудности. Мне нужно есть, верно? Пища на столе, кров над головой и тому подобное. Вы отказываете мне в правах? Но сколько я протяну, бросив вызов вашему брату? О нет, он меня не просто сожжет. Нет, он будет меня поджаривать! В этих цепях буду визжать и извиваться я. Неужели вы реально желаете мне такого, сир? Ради немногих мгновений благой свободы?