Повести о карме

– …случай братьев-близнецов, лесорубов с горы Хина-дакэ. Валили братья лес, срубили очередное дерево, а тут, откуда ни возьмись, путник. Вывернул из-за скалы, когда дерево стало падать. Хрясь – и насмерть. Несчастный случай, непреднамеренное убийство. Братья не скрывались: сами доложили в службу Карпа-и-Дракона. Сделали заявление о фуккацу, всё честь по чести. Вины нет, наказывать не за что. Одна беда: каждый утверждал, что это он теперь – паломник Хару из Аомори, а другой – самозванец. Из-за этого близнецы разругались и подрались прямо в управе – пришлось разнимать. Провели раздельный допрос – оба отвечали одно и то же, слово в слово, будто не просто оставались близнецами, а сделались одним человеком в двух телах. Друзья и родственники Хару, когда их разыскали, полностью подтвердили сказанное обоими…

Иногда Фудо рассказывал историю до конца. В таких случаях мне становилось ясно, что же произошло на самом деле, кто был виноват и как дознавателю удалось изобличить преступника. Но случалось, что архивариус замолкал посреди рассказа, и хоть клещами из него слова тяни, не поддавался. Вот как с делом о близнецах-лесорубах и паломнике из Аомори. Я жду, верчусь на столе, Кента бранится, что вместо доблестного карпа у него получается совершенно неприличный угорь, а Фудо молчит. Ну и я молчу. Знаю: хитрый старик ничего не делает случайно или по забывчивости. Какую цель он преследует? Чего хочет от меня?

Я надеялся, что со временем это пойму.

Как учил настоятель Иссэн, на дне терпения находится небо.

– …или вот ещё. Любопытная история о слепом провидце и фальшивом фуккацу, которое позднее оказалось настоящим…

В какой-то момент я начал всерьёз беспокоиться, что когда дело дойдёт до обещанного экзамена, моя бедная голова будет напрочь забита близнецами, провидцами, честными людьми и записными обманщиками – хоть садись, пиши новые «Повести о бренном мире». Все же требования официальных уложений и наставления по проведению дознаний вылетят из неё вольными птицами и больше не вернутся. Спросит меня Сэки-сан:

«При допросе подозреваемого за чем надо следить в особенности? Отвечай, младший дознаватель Рэйден!»

А я ему в ответ:

«Жил-был в городе Момояма некий торговец одеждой по имени Муро и с бородавкой на носу. И вот однажды перестал вышеупомянутый Муро узнавать собственную дочь, бросая в неё утварью и мисками с рисом…»

То-то Сэки-сан обрадуется!

Но всё рано или поздно заканчивается. Закончились и мои подвальные истязания вместе с лекциями Фудо. «Завтра отдыхаешь, – уведомил меня старик. – Послезавтра экзамен. В час Зайца явишься к старшему дознавателю Сэки.»

И исчез прежде, чем Кента отвязал меня от стола.

На следующий день я выпросил у матери зеркало и долго любовался своей замечательной татуированной спиной. Целиком карп в зеркале не помещался. Ну да ничего, рассмотрел как-то. Оделся, пошел, помахал плетями. Нагрел воды, перелил в бочку, стоявшую в саду под навесом. Залез, вымылся. Ещё полюбовался карпом. Мытый, он смотрелся лучше. День тянулся и тянулся. Карп не спасал. Меня томили дурные предчувствия. Провал, позор, изгнание со службы. Что ел – не помню. Ночью не мог сомкнуть глаз. В тысячный раз перебирал в уме наставления Фудо. Под утро забылся беспокойным сном.

Снились пожар и землетрясение.

– Вставай, – отец тряс меня за плечо. – Опоздаешь на экзамен!

4 «Прошу вас! Извольте взять…»

Я ждал Сэки Осаму, но в приёмную вошёл незнакомый самурай. На вид он был вдвое старше меня, лет тридцати. Крепкий, широкоплечий, грудь колесом. Походка упругая, кошачья, как у Ясухиро-сенсея. Шелковое кимоно украшал серебристый узор из цветов лотоса, намеченных изящными контурами. Дознаватель, предположил я, хотя герба на кимоно не было. И вряд ли младший.

Уперев ладони в пол, я низко поклонился.

Самурай на ходу кивнул мне, быстрым шагом пересёк приёмную и раздвинул двери в апартаменты господина Сэки. Даже не постучал, не назвался! Я вжал голову в плечи, ожидая худшего. Вот сейчас грянет гневный рык хозяина кабинета, и нахал опрометью выбежит прочь – если не вылетит кубарем, подгоняемый плетью. Нет, дверь встала на место, а из кабинета донеслось эхо спокойной беседы. Слов разобрать не удалось, но голос господина Сэки я узнал сразу. Второй голос тоже показался мне знакомым.

Двери открылись вновь.

– Доброе утро, Сэки-сан, – произнёс я, кланяясь. – Доброе утро, Фудо-сан. Ваше присутствие на экзамене – честь для меня.

Мужчины рассмеялись.

– Как вы меня узнали? – спросил архивариус.

– По голосу.

– Что, отсюда хорошо слышно?

Он пищал и сипел, как в подвале во время занятий. Притворялся? Нет, вряд ли. Должно быть, у него было повреждено горло.

– Плохо, – честно признался я. – Но мне хватило.

– Удивились?

– Да.

– Почему?

– Не сочтите оскорблением, но я думал: вы старый, седой. Высохший, кожа да кости.

– Вы огорчены своей ошибкой?

– Я рад, что ошибся!