Повести о карме

Сбежали мы, оставили безликого с носом,
с носом, которого он лишён,
явились в лавку через день.
Тут Весёлый Пёс и сознался про крючья.
Воткнул, говорит, как условливались,
идите, мол, на грабёж, подельнички.
Я ему: «Так чего же молчал?
Был бы и с пальцем, и не битый,
и мы бы битыми не были, да!»
А он зубами стучит, клацает.
Я и плюнул, оставил его в покое.
Каюсь!

Сэки Осаму:

Вижу, ты человек большого ума!
А что же сам крючья не проверил?
Быстрее вышло бы, дешевле, а?

Куро-бодзу (гремит цепями):

Так меня в Акаяме всякая собака знает,
каждая кошка, любой воробей!
Явлюсь в переулок, залезу на забор –
люди увидят, скажут:
«О, да это же знаменитый Куро-бодзу!
Слезы матери, позор отца!
Небось, грабить будет, тут сомнений нет,
а кого это он грабить собрался?
Не судебного ли чиновника Ютэку,
преуспевающего в изобилии[58]

?»

Сэки Осаму:

Ну, дружков бы послал,
вон их у тебя сколько!

Куро-бодзу (танцует вокруг хора):

Так они ведь дурни, тыквы на плечах,
не чета мне!
Нашумели бы, всё дело испортили!
Знаю я их!

Акайо (плачет):

И я их знаю!
Лучше бы не знал!

Сэки Осаму (торговцу):

Так это ты им про крючья сказал?
Ну ты и хват!
Откуда тебе знать про крючья,
если ты не Весёлый Пёс?

Рэйден (падает ниц):

Каюсь!

3 «Готов понести наказание»

Тут я перед господином Сэки и повинился.

Дождался, пока разбойников в тюрьму уведут, а с ними за компанию – и торговца с женой, закрыл за стражей двери и рассказал, как дело было. Как вломились мы с досином Хизэши в дом Акайо, как кричали страшными голосами:

«Ах, так ты Весёлый Пёс? Подлый грабитель? Гордость шайки воров и разбойников? Да на тебе преступлений – что блох на собаке! Думал спрятаться за личиной порядочного торговца? Вставай, пойдёшь с нами! Тюрьма по тебе плачет! Остров Девяти Смертей! Что? Трясутся поджилки? Слаб в коленках? Ничего, наши слуги уже ждут на улице! Они тебя живо сволокут в темницу!»

Он и пал нам в ноги, сознался в ложном фуккацу. Не брать же на себя грехи Весёлого Пса? Я сделал вид, что доволен признанием, не гневаюсь. Урезонил досина – тот всё порывался ухо лжецу отрезать, в наказание. Насчёт уха – это я его тайно просил за нож схватиться. Пусть досин будет злой дух-людоед, а я добрый, милостивый даритель счастья. Торговец мне сандалии целовал. Начистил до блеска! Я ему и велел сказать про крючья, когда бандиты вновь заявятся. Скажешь, значит, спровадишь их восвояси – и сразу шли жену ко мне. Стрелой пусть летит, понял? А слугу – к досину Хизэши.

Встретим мерзавцев, как подобает!

Если по правде, опасался я, что торговец сбежит. Оно, конечно, без подорожной грамоты через заставы не пройти, в особенности с женой. Да и лавку бросать, добро нажитое – сердце от боли лопнет. Только страх – он злой погонщик. Хлестнёт кнутом, заорёт в самое ухо, приделает к ногам крылья…

Нет, не хватило смелости. Остался.

– Всё? – поинтересовался Сэки Осаму.

Он сидел на помосте, задумчиво поигрывая веером.

– Всё, – подтвердил я. – Готов понести наказание.

– За что?

Этот брюзгливый тон был мне хорошо известен.

– За ошибочный вердикт. Прикажите мне вспороть живот!

– Живот? – старший дознаватель взревел так, что я чуть не оглох. – Вердикт? Ах ты наглец! Ах, оскорбитель! В лицо мне плюнуть вздумал? В спину ударить?! И ты ещё смеешь называть себя самураем? Подлая твоя душонка!

Я лежал, ткнувшись лицом в пол. А надо мной бушевала гроза.

– Он готов! Нет, вы слышали? Он готов понести наказание! За ложный вердикт! С каких это пор…

Стучали громовые барабаны. Сверкала молния. Кажется, мой бог-покровитель отступился от меня. Ну и правильно! Я бы от такого дуралея тоже отступился. И не сегодня, а ещё при рождении.

– С каких это пор младшим дознавателям разрешено выносить вердикты? Кем подписан вердикт о фуккацу торговца Акайо? Тобой, что ли? Ты втайне от меня подписал такой важный документ? Отвечай!

– Н-нет, – пробормотал я. – Ник-как н-нет, не под-п-писывал…