Повести о карме

Язык онемел, губы дрожали. Я заикался хуже покойного бродяги.

– Ага, значит, не подписывал! А кто его подписал?

– В-вы, Сэки-с-с…

– Не слышу!

– Вы, Сэки-сан!

– Так это, выходит, мой вердикт? Ложный, но мой? А если так, какая на тебе вина? Хотел мою ошибку покрыть, да? Лечь костьми за честь господина?! Похвальное рвение, глупое, но похвальное. Блюдёшь моё достоинство…

Стихала гроза. Уходила прочь. Да была ли она?

– Рэйден-сан, напишите объяснительную записку.

– Объясниться? В чём?

– Не скромничайте. Опишите все ваши подвиги начистоту. Итак, вы с первой же встречи разоблачили обман торговца Акайо. После чего предложили мне выдать торговцу фальшивый вердикт о фуккацу. Я принял ваше предложение, оценив его тонкую хитрость и несомненную пользу. Целью выдачи фальшивки была поимка банды опаснейшего преступника Куро-бодзу, что и произошло при всемерном содействии храброго досина Хизэши. Теперь преступники заключены в тюрьму, а торговец понесёт заслуженное наказание за свою ложь. Вы меня хорошо поняли?

– Д-да…

– И хватит заикаться! Ваше заикание напоминает мне об этом деле. А я хочу забыть о нём как можно скорее. Вам ясно?

– Да, Сэки-сан!

– Можете быть свободны.

Я уже был в дверях, когда меня догнал вопрос:

– И кстати, вы видели, что ваш слуга хромает?

– Хромает?!

Вопрос застал меня врасплох. Разве Мигеру хромой?

– Разумеется, – брюзгливый тон вернулся. Господин Сэки поджал губы, недовольный моей тупостью. – На обе ноги. Ему трудно поспевать за вами, а это никуда не годится. Прикажите каонай вырезать себе клюку. Если угодно, две клюки: такие, какие ему подойдут. Вам всё ясно?

Удар от локтя, вспомнил я. Удар от плеча. Удар от кисти. Ветер раскачивает фонарь. Тени мечутся по земле. Влево. Вправо. В обход. Пропустить свистящую палку над собой. Рубануть по чужим коленям. Ткнуть снизу в горло. Косой удар в ключицу. Тычок подмышку.

Безликим запрещено ношение оружия.

Клюка. Лучше – две.

– Да, Сэки-сан! Как же я сам не заметил, что он хромает?

4 «Звезда за облаками»

Вечер удался на славу. Тихий, тёплый.

У всех сад перед домом, а у нас – позади. Не знаю, как так вышло. Постелив на землю плотные тростниковые циновки, а поверх них – подушки для сидения, мы с отцом расположились под старой сливой. Перед этим он час, не меньше, заставлял меня ворочать пару валунов – серых, бокастых, поросших снизу тёмно-зелёным мохом. Левее, командовал отец. Правее! На меня тащи! Я весь взмок, пока он наконец не удовлетворился и кивнул:

– Хватит. Теперь неси саке.

Ну уж дудки! За саке я отправил служанку. Надеюсь, отец не усмотрел в этом пренебрежение сыновним долгом. Когда чайничек согрелся на жаровне, мы налили себе по чашке и стали любоваться садом. Судебный чиновник Ютэка, чьё жилище мы спасли от разграбления, уехал любоваться осенними клёнами, а мы чем хуже? Правда, у нас не клёны, у нас две сакуры. И любоваться ими надо весной, когда они цветут. А сейчас что? А сейчас тоже неплохо. У одного дерева листва желто-багряная, у другого – просто жёлтая. Скоро листья опадут, лягут один за другим: копейные наконечники с зазубренными краями.

Сейчас таких копий нет. Зачем?

– Я чуть было не потерял лицо, – глухо произнёс отец. – Никогда себе не прощу…

Сперва я решил, что он говорит о своём собственном фуккацу, случившемся летом. Потерял лицо? В отцовском воскрешении – вернее, в отцовской смерти и воскрешении бабушки – не было ничего, что нарушило бы естественный ход кармы. Ни корысти, ни насилия над убийцей. Злое стечение обстоятельств, вот и всё.

– О чём вы говорите? – удивился я. – С чего бы вам терять лицо?

Отец не ответил, только глянул через плечо на дом. Меня застали врасплох, молчал он. Меня связали, как безропотную жертву. Я спал, когда они вошли, и проснулся, когда уже было поздно. Позор, молчал он, неслыханный, немыслимый позор для самурая!

Я не знаю, кто из них молчал об этом. Отец? Бабушка Мизуки?

Оба?!

– Вы отомстили, – твёрдо сказал я. – Вернули вашу честь. Ваше лицо при вас, Хидео-сан, и никак иначе.

Во время захвата банды Куро-бодзу отец дрался так, что на долю полиции и остальных добровольцев мало что осталось. Вязали, это да. Крутили мерзавцам руки за спину. А бить, считай, и не пришлось. Кого там бить, если они по земле катаются и голосят?

Я боялся, что Мигеру тоже примет участие в драке. Запрещать ему я не стал – мало ли, как дело сложится? – но надеялся, что у каонай хватит ума не выказывать сноровку без крайней нужды. Такое поведение безликого могли счесть вызывающим, если не оскорбительным. В этом случае я и думать не хотел, чем бы всё закончилось. Каонай можно убивать без последствий. Рискнули бы разгневанные досины прикончить Мигеру на глазах его хозяина? И что должен был бы делать я? Вступиться за слугу? Не хватало ещё нам самим передраться между собой, на глазах у бандитов!

– Ваше лицо при вас, – повторил я. – И моё, хотя это не моя заслуга. Если бы не господин Сэки…