Повести о карме

Когда мы вышли на улицу, ко мне подбежал тщедушный мальчишка лет семи. Он протягивал лист бумаги, свернутый в трубку и перевязанный красным шнуром.

— Это вам, господин!

— Что это? От кого?

Нет, убежал, только пятки засверкали.

Я развернул послание. Там значилось: «Из боевого лука по мышам не стреляют!»

— Вам угрожают? — встревожился Хизэши. — Это от налётчиков?!

— Идёмте, — отмахнулся я. — Я вам всё объясню по дороге.

4 «Доброй ночи, достопочтенные воры!»

— Привязал?

— Ага! — донеслось сверху.

Куро-бодзу подёргал верёвку: раз, другой. Держит, умница. Сплюнув под ноги — на удачу! — он ловкой обезьяной, в два рывка, взлетел на забор. Для Куро-бодзу не составило бы труда обойтись без верёвок, но мир, как известно, полон страданий — не все в банде обладали его талантами. Кроме того, обратно пойдём с награбленным добром, и тогда уже верёвки точно окажутся кстати.

Не соврал Весёлый Пёс. Вбил крюки, как уговаривались. А тянул-то, ломался! Сказал бы сразу, остался бы при двух мизинцах. Думал, Куро-бодзу отстанет? Даст спокойно жить? Торговать в чужой лавке? Спать с чужой женой?!

Такое счастье, и без Куро-бодзу?!

«Ты, битая рожа, забрал чужое тело, — Куро-бодзу широко ухмыльнулся, вспомнив опухшую физиономию Весёлого Пса. К этому лицу Куро-бодзу ещё не привык, а значит, и бить по нему было куда веселее. — Забрал ведь, а? Вот и пользуйся им сам. Тут я не в доле, мимо иду. А лавкой ты с нами поделишься, никуда не денешься. И лавкой, и товаром, и деньгами. И пухлой жёнушкой поделишься, если я захочу. Ко мне вход — монетка, а выход — дюжина!»

Сказать по правде, Куро-бодзу не понимал, отчего Весёлый Пёс на первых порах своего фуккацу молчал про крюки. На что надеялся? Если родился дурнем, дурнем и век свой закончишь. Ничего, кулак всюду в помощь, напомнит упрямцу, кто под кем ходит.

— Пошли!

Пять теней соскользнули с забора на землю. Куро-бодзу шёл первым. Прячась в тени хозяйственных построек, он подолгу замирал на месте, вслушивался в зябкое дыхание ночи. Опаска — вторая мать. Ага, вот и главное строение. В окнах — ни огонька, лишь тускло светится фонарь над верандой.

Служанка? Ушла к любовнику.

Куро-бодзу беззвучно засмеялся: Красавчик Ха был незаменим в делах по женской части. Если надо увести бабу из дому, за неделю до этого зашли к ней Красавчика. Можешь не сомневаться: в условленный час служанка бегом побежит туда, где будет ждать её новый возлюбленный — и до утра не вернётся.

Хозяева уехали, побег безопасен. Отчего же не позабавиться?

Двое слуг-мужчин тоже отсутствовали. Ичиро, мальчик на побегушках у Куро-бодзу, доложил: сидят в «квартале пёстрых лилий». Пьют, играют в кости. Собираются взять женщин для удовольствий. Дорогой «сливовый чай» не по карману, к дешёвкам, вроде банщиц, душа не лежит. Значит, пойдут или к тем, кто с набережной, или в «Дом колокольчиков».

Квартальные ворота заперты, вернутся после рассвета.

На судьбу Куро-бодзу полагался редко. Судьба что судья — не подмажешь, не поможет. Он своими руками передал слугам мешочек со звонкой монетой и намекнул, что спешить с возвращением не надо. Парни оказались головастые, с понятием. Разнос от хозяев? Потеря службы?! Это их не смутило. Может, и не выгонят, просто отругают. А даже если и выгонят? Оба давно собирались попытать счастья в лихом промысле. Кто лучше примет двух храбрецов, если не Куро-бодзу?

Кто щедрее наградит?!

Ну, тут Куро-бодзу ещё терзался сомнениями. Храбрецов можно приветить в шайке. А можно и по-тихому сдать властям, как главных подозреваемых в ограблении. Мало ли что их видели у проституток? Обнесли дом, добычу спрятали в укромном месте, а после ушли к «пёстрым лилиям», чтобы себя обелить. Полиция за такой подарок обеими руками ухватится, лишь бы не бить ноги в поисках…

— За мной!

Предвкушая славное дельце, Куро-бодзу облизнулся. Язык у него был длинней обычного, а голова облысела в юности, от неведомой кожной болезни. За это он и получил своё прозвище — Куро-бодзу. Так звали тёмного демона-призрака, похожего на лысого монаха с длинным языком. Ночами демон пробирался в дома и высасывал дыхание у спящих людей. Дыханием Куро-бодзу не интересовался, зато чужое имущество любил сверх всякой меры.

Тоже, если задуматься, в каком-то смысле дыхание. Когда богат, и дышится легко. А бедняку одна дорога — в петлю.

— Доброй ночи, достопочтенные воры!

На веранду, прямо под фонарь, вышел мужчина. Нет, мальчик. Тот самый щенок, которого люди Куро-бодзу избили у рыбной лавки. Ну, избили бы, если бы не вмешательство мерзкого каонай. О том, что это безликий на самом деле избил людей Куро-бодзу, и думать не хотелось. При одной мысли о таком сердце вскипало, а кровь бросалась в голову. Сам Куро-бодзу во время злополучной драки стоял поодаль, в свалку не мешался и потому остался цел. А Болтун Яри ослеп на правый глаз и головную повязку теперь носил наискосок, прикрывая то место, куда ударил каонай. Хромому Дракону сломали ключицу: лежит сейчас в ночлежке, охает…

Гордость взывала о мести.