Рэйден
:Восхваляю вашу мудрость и проницательность!
Падаю ниц, пребываю в восхищении.
«Кто же виноват?», подумал я,
«Что же делать?», подумал я.
И устремился в дом торговца Акайо,
теряя сандалии на ходу.
Акайо
(О, я преступник из преступников,
отъявленный негодяй, а к тому же глупец!
Нет мне прощения в этой жизни,
не будет и в следующей!
Сошёлся я близко с Весёлым Псом,
пил с ним саке, ходил в игорные дома.
И вот смотрю: он погиб, мертвей мёртвого
лежит в переулке Сандзютора
с разбитой головой.
Первым я нашёл его, самым первым,
раньше других увидел.
Желая избежать уплаты долга,
боясь наказания за задержку,
замыслил я хитрое дело,
решил притвориться бродягой,
разыграть ложное фуккацу.
Знал я повадки Весёлого Пса,
истории и забавные байки,
а прошлая жизнь — кому она известна?
Кто знал это прошлое? Да никто!
Кто бы меня изобличил? Да никто!
Ах, какой был замысел, да прахом пошёл!
Жена торговца
(Помилосердствуйте! Простите!
Знала я о коварстве мужа,
помогала ему всеми силами,
Хоть он и дурень, чурбан бестолковый,
что ни задумает, всё собаке под хвост.
Акайо
(Что ни задумаю, всё собаке под хвост!
Жена торговца
:Притворялась, что он — бродяга,
что удерживаю его силой и уговорами,
хочу оставить и в лавке, и в постели.
Оплатила похороны настоящего бродяги,
желая явить миру своё добросердечие,
уверить в истинности фуккацу.
Акайо
(Явила миру своё добросердечие,
уверила в истинности фуккацу.
Верная, достойная супруга!
Эх, а я-то сплоховал!
Жена торговца
:Боги благословили наше преступление,
вердикт был вынесен, муж стал бродягой,
бродяга — мужем.
Мой брат, промышляющий контрабандой…
Сэки Осаму
(Ваш брат — контрабандист?
Как он посмел?!
Жена торговца
(О, пощадите!
Горе мне, горе!
Сама того не желая, обвинила я брата!
Мой брат, мой несчастный брат,
которому грозит наказание,
ужасная кара из-за бабьего языка,
одолжил нам сотню серебряных монет.
Он согласился обождать с выплатой,
пока новый Акайо,
новый муж мой в теле старого,
не выяснит, куда старый спрятал деньги,
приготовленные для выплаты.
Мы сказали брату, что деньги пропали,
и долг, и заработок за три месяца!
Акайо
(«Куда же он спрятал их?» — сказали мы,
имея в виду меня-былого.
«О небеса, где они лежат?
А может, он их проиграл?»
Ладно, кивнул мой шурин,
ладно, ищите хорошенько,
а не найдёте, так заработайте!
Жена торговца
:Он бы ждал, сколько надо,
или даже простил бы нам долг,
но тут явились эти негодяи, гнусные преступники…
Сэки Осаму
(Эй, негодяи! Эй, гнусные преступники!
Куро-бодзу
:О, мы негодяи!
Хор
(О, гнусные преступники!
Мы — похитители чужого имущества,
возмутители общественного спокойствия,
позор наших отцов, слёзы матерей!
Куро-бодзу
:Наводчик мой, Весёлый Пёс,
ловкач, кому и боги завидуют,
умер, но воскрес в теле торговца рыбой,
шустрый пройдоха — в теле глупого толстяка.
Я пришёл, говорю: «Молодец!
Хорошо устроился, повезло тебе,
Одним камнем убил двух птиц!
Будешь торговать, мне — половина!
С каждой рыбы — хвост да брюшко,
с каждой монеты — середина да краешек!»
А он сделал треугольные глаза,
бормочет не пойми что,
будто впервые меня видит!
Акайо
(Так ведь впервые и видел!
Лучше бы вовсе не видел!
О, кара небес!
Куро-бодзу
:Я пришёл, говорю: «Молодец!
Крючья вбил, как мы условились?
Крючья в дерево и в забор?
Будем грабить чиновника, щипать ему перья,
так с крючьями сподручней выйдет!»
А он сделал круглые глаза,
заикается, хоть и трезвый,
притворяется пнём безмозглым,
будто я ему — чужой человек!
Акайо
(Так ведь чужой! Ну как есть чужой!
Лучше бы вовсе не знакомились!
О, гнев богов!
Куро-бодзу
(Вижу, говорить с ним, болваном,
всё равно что читать су́тру лошади!
Толку с кошачий лоб!
Отрезал дурню палец — не понимает,
квадратные глаза делает.
Рожу побил — не понимает,