Повести о карме

вовсе глаза заплыли, никакие стали.

Явились в третий раз, стучим в ворота,

тут нам и досталось на рисовые колобки.

Сэки Осаму(хохочет):

От торговца?

От Акайо, мастера кулачного боя?

Рыбой вас бил, осьминогом?

Икрой забрасывал с крыши?

Акульим зубом ковырял?!

Куро-бодзу:

Где тут икра, где акулий зуб?

Стыд и позор нам,

дважды и трижды позор!

Лихо бьёт безликий, дрянь этакая,

лупит, выкидыш кармы, всех без разбору,

колотит честных разбойников!

Но и мы не промах,

головорезы мы, ночные демоны,

есть кое-какое соображение.

Сэки Осаму:

И что же вы сделали, демоны,

как вывернулись, головорезы?

Куро-бодзу:

Сбежали мы, оставили безликого с носом,

с носом, которого он лишён,

явились в лавку через день.

Тут Весёлый Пёс и сознался про крючья.

Воткнул, говорит, как условливались,

идите, мол, на грабёж, подельнички.

Я ему: «Так чего же молчал?

Был бы и с пальцем, и не битый,

и мы бы битыми не были, да!»

А он зубами стучит, клацает.

Я и плюнул, оставил его в покое.

Каюсь!

Сэки Осаму:

Вижу, ты человек большого ума!

А что же сам крючья не проверил?

Быстрее вышло бы, дешевле, а?

Куро-бодзу (гремит цепями):

Так меня в Акаяме всякая собака знает,

каждая кошка, любой воробей!

Явлюсь в переулок, залезу на забор —

люди увидят, скажут:

«О, да это же знаменитый Куро-бодзу!

Слезы матери, позор отца!

Небось, грабить будет, тут сомнений нет,

а кого это он грабить собрался?

Не судебного ли чиновника Ютэку,

преуспевающего в изобилии[58]?»

Сэки Осаму:

Ну, дружков бы послал,

вон их у тебя сколько!

Куро-бодзу (танцует вокруг хора):

Так они ведь дурни, тыквы на плечах,

не чета мне!

Нашумели бы, всё дело испортили!

Знаю я их!

Акайо (плачет):

И я их знаю!

Лучше бы не знал!

Сэки Осаму (торговцу):

Так это ты им про крючья сказал?

Ну ты и хват!

Откуда тебе знать про крючья,

если ты не Весёлый Пёс?

Рэйден(падает ниц):

Каюсь!

3 «Готов понести наказание»

Тут я перед господином Сэки и повинился.

Дождался, пока разбойников в тюрьму уведут, а с ними за компанию — и торговца с женой, закрыл за стражей двери и рассказал, как дело было. Как вломились мы с досином Хизэши в дом Акайо, как кричали страшными голосами:

«Ах, так ты Весёлый Пёс? Подлый грабитель? Гордость шайки воров и разбойников? Да на тебе преступлений — что блох на собаке! Думал спрятаться за личиной порядочного торговца? Вставай, пойдёшь с нами! Тюрьма по тебе плачет! Остров Девяти Смертей! Что? Трясутся поджилки? Слаб в коленках? Ничего, наши слуги уже ждут на улице! Они тебя живо сволокут в темницу!»

Он и пал нам в ноги, сознался в ложном фуккацу. Не брать же на себя грехи Весёлого Пса? Я сделал вид, что доволен признанием, не гневаюсь. Урезонил досина — тот всё порывался ухо лжецу отрезать, в наказание. Насчёт уха — это я его тайно просил за нож схватиться. Пусть досин будет злой дух-людоед, а я добрый, милостивый даритель счастья. Торговец мне сандалии целовал. Начистил до блеска! Я ему и велел сказать про крючья, когда бандиты вновь заявятся. Скажешь, значит, спровадишь их восвояси — и сразу шли жену ко мне. Стрелой пусть летит, понял? А слугу — к досину Хизэши.

Встретим мерзавцев, как подобает!

Если по правде, опасался я, что торговец сбежит. Оно, конечно, без подорожной грамоты через заставы не пройти, в особенности с женой. Да и лавку бросать, добро нажитое — сердце от боли лопнет. Только страх — он злой погонщик. Хлестнёт кнутом, заорёт в самое ухо, приделает к ногам крылья…

Нет, не хватило смелости. Остался.

— Всё? — поинтересовался Сэки Осаму.

Он сидел на помосте, задумчиво поигрывая веером.

— Всё, — подтвердил я. — Готов понести наказание.

— За что?

Этот брюзгливый тон был мне хорошо известен.

— За ошибочный вердикт. Прикажите мне вспороть живот!

— Живот? — старший дознаватель взревел так, что я чуть не оглох. — Вердикт? Ах ты наглец! Ах, оскорбитель! В лицо мне плюнуть вздумал? В спину ударить?! И ты ещё смеешь называть себя самураем? Подлая твоя душонка!

Я лежал, ткнувшись лицом в пол. А надо мной бушевала гроза.

— Он готов! Нет, вы слышали? Он готов понести наказание! За ложный вердикт! С каких это пор…

Стучали громовые барабаны. Сверкала молния. Кажется, мой бог-покровитель отступился от меня. Ну и правильно! Я бы от такого дуралея тоже отступился. И не сегодня, а ещё при рождении.

— С каких это пор младшим дознавателям разрешено выносить вердикты? Кем подписан вердикт о фуккацу торговца Акайо? Тобой, что ли? Ты втайне от меня подписал такой важный документ? Отвечай!

— Н-нет, — пробормотал я. — Ник-как н-нет, не под-п-писывал…

Язык онемел, губы дрожали. Я заикался хуже покойного бродяги.

— Ага, значит, не подписывал! А кто его подписал?

— В-вы, Сэки-с-с…

— Не слышу!

— Вы, Сэки-сан!

— Так это, выходит, мой вердикт? Ложный, но мой? А если так, какая на тебе вина? Хотел мою ошибку покрыть, да? Лечь костьми за честь господина?! Похвальное рвение, глупое, но похвальное. Блюдёшь моё достоинство…

Стихала гроза. Уходила прочь. Да была ли она?