Повести о Куликовской битве

Он же безбожный Мамай начат хвалитися и поревновав второму Иулиану отступнику, царю Батыю, и нача спрашывати старых татар, како царь Батый пленил русскую землю. И начата ему сказывати старые татарове. како пленил Русскую землю царь Батый, как взял Киев и Владимерь, и всю Русь, Словенскую землю, и великого князя Юрья Дмитреевичя убил, и многых православных князей избил, и святыа церкви оскьверни, и многы манастыри и села пожже, и в Володимере вселенскую церковь златоверхую разграбил. Ослеплену же ему умом, того бо не разуме, како господу годе, тако и будеть. Яко же в оны дни Иерусалим пленен бысть Титом римскым и Навходнасором царем вавилонскым за их съгрешениа и маловерие. Нъ не до конца прогневается господь, ни в векы враждует.

Слышав же безбожный Мамай от своих старых татар, и нача подвижен быти и диаволом палим непрестанно, ратуа на христианство. И бе в себе нача глаголати к своим еулпатом и ясаулом, и князем, и воеводам, и всем татаром, яко аз не хощу тако сътворити, яко же Батый. Нъ егда доиду Руси и убию князя их, и которые грады красные довлеють нам, и ту сядем и Русью владеем, тихо и безмятежно пожывем. А не ведый того оканный, яко господня рука высока есть. И по малех днех перевезеся великую реку Волгу с всеми силами. И ины же многы орды к своему великому въинству съвокупи и глагола им: «Пойдем на русскую землю и обогатеем русскым златом!» Поиде же безбожный на Русь, акы лев ревый пыхаа, акы неутолимая ехыдна гневом дыша. И доиде же до усть рекы Вороножа и распусти всю силу свою и заповеда всем татаром своим, яко: «Да не пашете ни един вас хлеба, будите готовы на русскыа хлебы!»

Слышав же то князь Олег резанскый, яко Мамай кочуеть на Воронеже, а хощеть ити на Русь, на великого князя Дмитриа Ивановича московскаго. Скудость же бысть ума в главе его, посла сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и с многими дары и писа грамоты своа к нему сице: «Въсточному великому и волному царем царю Мамаю радоватися! Твой посаженик и присяжник Олег, князь резанскый, много тя молить. Слышах, господине, яко хощеши итти на русскую землю, на своего служебника князя Димитриа Ивановича московъскаго, огрозитися ему хощеши. Ныне же, господине всесветлый царю, приспе твое время — злата и сребра и богатьства много наллънися земля московскаа и всякого узорочиа твоему царству на потребу. А князь Дмитрей московской человек христиан, егда услышить имя ярости твоеа, то отбежить в далниа отокы своа: любо в Новъгород Великый, или на Белоозеро или на Двину, а многое богатьство московское и злато — все в твоих руках будеть и твоему въйску в потребу. Меня же раба твоего, Ольга резанскаго, дръжава твоа пощадить, царю. Аз бо ти вельми устрашаю Русь и князя Дмитриа. И еще молим тя, царю, оба раби твои, Олег резанскый и Ольгород литовскый, обиду приахом велику от того великого князя Дмитрии Ивановичи, и где будеть о своей обиде твоим имянем царьскым погрозим ему, он же о том не радить. И еще, господине царю, град мой Коломну за себя заграбил. И о том о всем, царю, жалобу творим тебе».

А другаго же посла скоро своего вестника князь Олег резанскый с своим написанием. Написание же таково в грамотах: «К великому князю Ольгорду литовьскому радоватися великою радостию! Ведомо бо, яко издавна еси мыслил на великого князя Дмитриа Ивановичи московскаго, чтобы его згонити с Москвы, а самому владети Москвою. Ныне же, книже, приспе времи наше, ико великый царь Мамай грядеть на него и на землю его. Ныне же, княже, мы оба приложимся к царю Мамаю, вем бо, яко царь дасть тебе град Москву, да и иные грады, которые от твоего княжениа, а мне дасть град Коломну, да Владимерь, да Муром, иже от моего княжениа близ стоять. Аз же послах своего посла к царю Мамаю с великою честью и с многыми дары. Еще же и ты пошли своего посла и каковы имаши дары и ты пошли к нему, и грамоты свои списав, елико сами веси, паче мене разумееши».

Князь же Ольгорд литовский, слышав то, вельми рад бысть за велику похвалу другу своему князю Ольгу резанскому. И посылаеть скоро посла к царю Мамаю с великыми дары и с многою тешью царьскою. А пишеть свои грамоты сице: «Въсточному великому царю Мамаю, князь и Вольгорд литовскый, присяжник твой, много тя молить! Слышах, господине, яко хощеши казнити свой улус, своего служебника, московскаго князя Дмитриа. И того ради молю тя, вольный царю, раб твой, яко велику обиду творить князь Дмитрей московской улуснику твоему князю Ольгу резанскому, да и мне тако же велику пакость дееть. Господине царю вольный Мамаю! Да приидеть дръжава твоего царства ныне до наших мест, да вйидеть, царю, твое смотрение нашеа грубости от московскаго князя Дмитриа Ивановичи».