Повести о Куликовской битве

Князь же Владимер Андреевич не обрете брата своего великого князя в плъку, нъ только литовские князи Ольгордовичи, и повеле трубити в собранные трубы. Пожда час и не обрете великого князя, нача плаката и кричати, и по плъком ездити начат сам и не обрете, и глаголаша всем: «Братьа моа, русскыа сынове, кто виде или кто слыша пастыря нашего и начальника?» И рече: «Аще пастырь поражен, и овцы разыдутся. Кому сиа честь будеть, кто победе сей явися?» И рекоша литовскые князи: «Мы его мним, яко жыв есть уязвен вельми, егда в мертвом трупу лежыт». Ин же въин рече: «Аз видех его на седьмом часу крепко бьющася с погаными палицею своею». Ин же рече: «Аз видех его поздее того, четыри татарины належахуть ему, он же крепко бияшеся с ними». Некто князь, имянем Стефан Новосилской, тьй рече: «Аз видех его пред самим твоим приходом, пеша и идуща с побоища, уязвена вельми. Того ради не могох аз ему помощи — гоним есмь трема татарины, нъ милостию божиею едва от них спасохся, а много зла от них приимах и крепко пострадах».

Князь же Володимер рече: «Братиа и друзи, русскыа сынове, аще кто жыва брата моего обрящет, тъй поистинне пръвый будеть у наю». И разсыпашася вси по велику силну и грозну побоищу, ищучи победе победителя. Ови же наехаша убитаго Михайла Андреевича Бренка: лежыть в приволоце и в шеломе, что ему дал князп великий; инии же наехаша убитаго князя Федора Семеновича белозерьскаго, чающе его великим князем, занеже приличен бе ему.

Два же етера въина уклонишася на десную страну в дуброву, един имянем Федор Сабур, а другий Григорей Холопичев, оба родом костромичи. Мало выехав с побоища и наехаша великого князя бита и язвена вельми и трудна, отдыхающи ему под сению ссечена древа березова. И видеша его и спадше с коней, поклонишася ему. Сабур же скоро възвратися поведати князю Владимеру. И рече: «Князь великий Дмитрей Ивановичь здрав бысть и царствуеть в векы!» Веи же князи и въеводы слышавше, и скоро сунушася и падше на ногу его, глаголюще: «Радуйся, князю нашь, древний Ярослав, новый Александр, победитель врагом. Сиа же победы честь тобе довлеет». Князь же великий едва рече: «Что есть, поведайте ми». Рече же князь Владимер: «Милостью божиею и пречистые его матери, пособием и молитвами сродник наших святых мученик Бориса и Глеба, и молением русскаго святителя Петра и пособника нашего и въоружителя игумена Сергиа, и тех всех святых молитвами врази наши побежени суть, мы же спасохомся».

Князь же великий, слышав то и въетав, рече: «Сий день сътвори господь, възрадуемся и възвеселимся, людие». И пакы рече: «Сий день господень веселитеся, людие! Велий еси, господи, и чюдна дела твоа суть: вечер въдворится плач, а заутра радость!» И пакы рече: «Хвалю тя, господи боже мой, и почитаю имя твое святое, яко не предал еси нас врагом нашим, и не дал еси им похвалитися, иже сии на мя умыслиша злаа. Нъ суди им, господи, по правде их, аз же, господи, уповаю на тя!» И приведоша ему конь, и всед на конь, и выехав на велико, силно и грозно побоище, и видев въйска своего бита вельми много, а поганых татар четверицею сугубь того боле бито, и, обратився Волынцу, рече: «Въистину, Дмитрей, не ложна есть примета твоа, подобает ти всегда въеводою быти».

И нача з братом своим и с оставшими князи и въеводами ездити по боищу, сердцем боля кричаще, а слезами мыася, и рече: «Братиа, русскыа сынове, князи и бояре, и въеводы, и дети боярьекые! Суди вам господь бог тою смертию умрети. Положыли есте главы своа за святыа церкви и за православное христианство». И поехав мало, наехаше место, на нем же лежать побьени вкупе князи белозерскые: тальма крепко бишася, яко един за единаго умре. Ту же близ лежить убит Михайло Васильевич. Над ним же став князь великий, над любезными въеводами, и нача плаката и глаголати: «Братьа моа князи, сынове русскые, аще имате дръзновение у бога, помолитеся о нас, вем бо, яко послушаетъ вас бог, да вкупе с вами у господа бога будем».

И пакы приеде на иное место и наехав своего напрьстника Михайла Андреевича Бренка, и близ его лежыть твръдый стражь Семен Мелик. Близ же им Тимофей Волуевич убиен. Над ними же став князь великий, прослезися и рече: «Брате мой възлюбленный, моего ради образа убиен еси. Кий бо раб тако можеть господину служыти, яко, меня ради сам на смерть смыслено грядяше? Въистинну древнему Авису подобен, иже бе от плъку Дарьева Перскаго, иже и сей тако сътвори». Лежащу же ту Мелику, рече над ним: «Крепкый мой стражу, твръдо пасомый есмя твоею стражею». Приеде же на иное место, виде Пересвета черньца, а пред ним лежит поганый печенег, злый татарин, аки гора. И ту близ лежыть нарочитый богатырь Григорей Капустин. Обратився князь великий и рече: «Видите, братие, починалника своего, яко сий Александр Пересвет, пособник нашь, благословен игуменом Сергием, и победи велика, силна, зла татарина, от него же было пити многым людем смертнаа чаша».