Попущением божиим, а научением диаволим воздвижеся некоторый царь от восточныя страны, именем Момай, еллин сы верою идоложрец и иконоборец, злый христьянский ненавистник и разоритель. Вниде в сердце его подстрекатель диавол, како всегда пакости деяше христьянству, и попусти его разорити православную веру христьянскую, яко славитца имя господне в людех тех. Господь же, что хощет, то и творит. Он же безбожный царь Момай нача завидети первому безбожному Батыю и новому Улиану, нача испытывати от старых Еллин, како Батый пленил Киев и Володимерь и всю Русскую и Словенскую землю. Они же сказаша ему, како уби князя Дмитрея Юрьевича и иныя многи православныя князи изби и многи монастыри оскверни и вселенную церковь пречистую златоверхую разграбил и бысть убо пленение велико. Но того не разуме нечестивый, якю господу годе будет, тако же, яко и Ерусалим в оны дни пленен бысть Титом римским и Новходносором царем Вавилонским за их согрешение, но не до конца прогневаетца господь, ни в веки враждует.
Слышав же то безбожный царь Момай, нача быти палим диаволом, непрестанно ратуя на христьянство, и нача глаголати ко своим упатом и князем и уланом: «Аз тако не хощю творити, како Батый, како изждену князи и которые городы красны довлеют нам, и ту сядем тихо и безмятежно поживем». Но рука божия высока.
По малех же временех и по глаголех тех перевезеся великую реку Волгу со всеми своими силами и многи Орды присовокупив к себе и рати ины понаимова, Бесермены и Армены, Фрязы, Черкасы, Ясы и Буртасы, и глаголя им: «Обогатеем руским златом». И поиде на Русь, сердйтуя, яко лев рыкая, и яко неутолимая ехидна, и доиде реки до усть Воронежа и распусти облаву свою и заповеда улусом своим: «Ни един вас не пашите хлеба, да будете готовы на Руския хлебы». Слышев то Олег князь рязанский, яко царь Момай кочюег на Воронеже, а идет на великого князя Дмитрея Ивановича московскаго, и бысть убо у Олга резанского скудость ума во главе, и сотона вложи ухищрение в сердце его, и посла посол свой с великою честью и з дары ко царю к Момаю, и писа ярлыки сим образом: «Восточному царю Момаю твой посаженник и присяжних Олег князь рязанский много тя молит. Слышах, господине, яко хощеши итти на Русь на своего посаженника и присяженика и служебника на князя на Дмитрея Ивановича московского, огрозитися ему хощеши. Ныне же, господине, приспе время твое, злата и сребра наполнися земля Московская. Но вем, царю, яко кроток есть человек, князь Дмитрей, егда услышит имя ярости твоея, то отбежит в далниа отоки, в Новгород или на Двину, а злато и сребро, то все во твоей руце да будет. Мене же, раба твоего, дръжава твоя, царю, пощади, да и аз бо велми устрашаю Русь и князя Дмитрея. Но еще, царю, молю тя: оба есмя раби твои и аз обиду велику приях от того князя Дмитрея, но еще, царю, не то едино: егда аз погрожу ему о своей обиде твоим имянем царьским, но он того не рядит, еще же и град мой Коломну за себя взял, но о том о всем молю тя, царю». Другаго же посла послал к великому князю Ягайлу Олгердовичю литовскому, умисливше свои худым умом. Ум бо его, аки детище младо. Посла же грамоту к великому князю Ягайлу литовскому: «Олег князь рязанский. Радоватися пишу, вем бо, яко издавна мыслил еси московского князя Дмитрея изгоните и Московскою отчиною владети. Ныне бо ти время приспе, яко великий царь Момай идет на него и на землю его, и приложися к нему. Яко тебе царь даст Москву и иныя грады, Дже от твоея власти, а мне Коломну и Муром и Володимерь, иже близ моея власти. Аз бо ему дары послах, а еще ты к нему пошли своего посла, кацы имаши дарове, и пиши к нему книги, яко же сам веси паче мене». Ягайло же, то слышав, рад бысть велми и захвали другу своему, по велику, Олгу рязанскому, и посла посол свой ко царю и дары безсценныя и книги писа к нему сим образом: «Великому восточному царю Момаю, князь великий Ягайло литовский, твой присяженник, много тя молит. Слышах, господине, хощеши улус свой казнити московского князя Дмитрея, того ради молю тя царю, яко велику обиду сотворил есть князю Олгу рязанскому, а мне тако же пакости деяше, но молим тя оба раби твои; да приидет държава твоего царства, да и мы видим твое смотрение нашея грубости от московского князя Дмитрея». Веи же глаголють лестью на великого князя и ркуще в себе: «Егда услышит имя царево и нашу присягу к нему, то отбежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве и на Коломне. Аще царь приидет и мы его усрящем болши сих, царь же возратитца, а мы княжение Московское разделим по цареву велению, о во к Вилне, ово к Резани, яко вемы, имать нам царь дати ярлык свой и родом нашим по нас».