Повести о ростовщике Торквемаде

Торквемаде не пришлось закончить свою речь, — в комнату вошла Руфина, и отец с ожесточением набросился на нее, браня за поздний приход и вымещая на дочери накопившуюся злобу. Я не грешу против истины. Бедняжка и впрямь постоянно расплачивалась за разбитые черепки: дон Франсиско, трусливо терявшийся перед неумолимой и властной Крус, грубо срывал свою ярость на кроткой Руфине, не смевшей ослушаться отца. На счастье сеньоры Кеведо вернулась домой повелительница, и едва в передней послышался шум ее шагов, как в комнате водворилась полная тишина. Дон Франсиско поспешил наверх, что-то ворча себе под нос, и до самого обеда воевал с мыслями, терзавшими его мозг: «Канаты… копья… аннаты… Сан Карлос… Сан Элой… Валентин… ученые маркизы… разорение… смерть… восстание… канаты-аннаты…»

Глава 11

Бедняга не уповал на милосердие всевышнего: повелительница, увлекаемая высокими замыслами, решила добавить к гербу Торквемады змей и жаб маркизов Сан Элой, а скорее звезды упадут с неба, чем Крус откажется от однажды принятого решения. Именно в тот исторический момент, когда между доном Франсиско и Фиделой происходил вышеприведенный разговор, знатоки геральдики и генеалогии спешно стряпали для скряги герб, не встречая, впрочем, особых трудностей на своем пути, ибо имя Торквемады было звучным, чисто испанским и весьма подходящим для того, чтобы вывести родословную процентщика из древнейших времен. Не откладывая дела в долгий ящик, Крус еще до разговора с зятем подготовила все для быстрого выполнения своего тщеславного плана, — ее подгоняло страстное желание опередить происки ненавистных Ромеро. Она торопила министерство юстиции с решением и распорядилась в кратчайший срок составить все генеалогические древа и необходимые дворянские грамоты; оставалось лишь уговорить дикаря раскошелиться, с неумолимой логикой доказав крайнюю необходимость подобного шага как для него, так и для семьи.

В этот раз Крус натолкнулась на более стойкое сопротивление, чем обычно, ибо непомерные требования разожгли ярость в сердце скряги, придав ему мужества. Свояченице пришлось даже обратиться за помощью к Доносо, и тот принялся расхваливать все выгоды и преимущества, которые несет с собой титул, дающий высокое общественное положение, что рано или поздно выразится в доходах наличными. Доносо насилу удалось убедить скрягу, который так охал и стонал, точно ему рвали разом все зубы негодными, ржавыми щипцами., Дон Франсиско даже расхворался и слег на пять дней в постель, — редкий случай в жизни этого здоровяка; бедняга похудел, осунулся, в волосах прибавилось седины. Крус мелким бесом рассыпалась перед зятем, стараясь во всем ему угодить и успокоить его взбудораженный ум. Она всячески маскировала свой деспотизм, делая вид, будто исполняет малейшие прихоти дона Франсиско, да и впрямь не перечила ему в мелочах.

Измученный неравной борьбой, растеряв мужество, неспособный организовать по всем правилам оборону против деспота, бедняга сдался, примирившись с анна-тами. Первый день в сенате и новые знакомства несколько рассеяли его мрачные мысли. Премьер — министр, которому наш дон Франсиско представил накануне утверждения своих полномочий, принял скрягу весьма благосклонно и сказал, что давно желал его видеть в числе сенаторов, ибо такие лица, как сеньор Торквемада, являются достойными сынами страны, с чем скряга не мог не согласиться. С ним обходились учтиво, уважительно, и — к чему скрывать? — это весьма льстило процентщику. Сам премьер и прочие сеньоры министры приветствовали его.

Когда после первого полета в новых просторах Торквемада вернулся домой, Крус, жадно искавшая отблеск тщеславия на его лице, обнаружила некоторые следы удовлетворенной гордости, что было хорошим знаком. Она принялась расспрашивать зятя о его первых впечатлениях; заставила рассказать по порядку о заседании и обо всем происходившем и с удовольствием отметила, что ростовщик ни словечка не пропустил мимо ушей. Излишне добавлять, что Крус поздравила себя с таким началом. Глаза ее засветились материнской гордостью, или, вернее сказать, гордостью настойчивого учителя, добившегося, наконец, успехов от одного из своих самых непокорных учеников.