Повести о ростовщике Торквемаде

Затем его послали в Европу в составе миссии, — не то религиозной, не то торговой, — которая должна была заключить с бельгийским королем чрезвычайно важное колониальное соглашение. Наш славный священник так блестяще справился с этим дипломатическим поручением, что повсюду только и слышались восторженные похвалы его обширным талантам. «Торговля, — говорили, — будет обязана ему не менее, чем вера». Орден решил снова прибегнуть к выдающимся способностям отца Луиса и направил его миссионером в Полинезию. Новая Зеландия, страна маори, Новая Гвинея, острова Фиджи, архипелаг пролива Торрес стали ареной его героических деяний на добрые двадцать лет — целая эпоха в жизни человека, но ничтожный, почти неправдоподобно малый срок для создания сотен христианских общин, основанных как с благотворительной целью, так и для распространения христианства на бесчисленных островах и рифах, щедро рассыпанных в безбрежном океане, словно гигантский отрок, забавляясь, разбросал по сторонам остатки искромсанного континента.

Когда Гамборене минуло шестьдесят лет, его отозвали в Европу, желая дать подвижнику отдохнуть и продлить драгоценную жизнь, подвергавшуюся превратностям постоянных стычек с человеком, хищным зверем и непогодой. Он вернулся в Испанию для мирной, спокойной деятельности: церковь поручила ему организовать сбор пожертвований в пользу Пропаганды. Гамборена остановился в меблированных комнатах Ирландцев — монашеского братства, от которого в свое время отпочковался его орден, — и спустя некоторое время, повстречав сеньор дель Агила, возобновил старинную и сердечную дружбу с благородным семейством. Крус он знал совсем малюткой: ей было всего шесть лет, когда его пригласили в их домовую часовню. Фидела, бывшая намного моложе Крус, в те годы еще не появлялась на свет; но Гамборена к обеим отнесся как к давнишним приятельницам, более того, как к своим духовным дочерям, и с первой же встречи говорил им «ты». Сестры не замедлили ознакомить миссионера с суровыми испытаниями, выпавшими на их долю, пока он скитался в дальних краях, поведали о разорении семьи, о смерти родителей, о днях унизительной нищеты, о союзе с Торквемадой и спасении части фамильного имущества, о самоубийстве Рафаэлито, о возросшем богатстве» приобретении дворца Гравелинас и прочее, и прочее… В результате священник был осведомлен о всех невероятных бедствиях и счастливых переменах в доме дель Агила, словно и не покидал Мадрида.

Нечего и говорить, что в глазах сестер он был непо-грешимым авторитетом, и они с восторгом вкушали мед его проповедей и наставлений. Крус, лишенная по воле судьбы каких бы то ни было привязанностей в жизни, положительно преклонялась перед миссионером, питая к нему чистое, идеальное чувство, какое только может зародиться в душе затворницы и мученицы, уповающей на счастье и освобождение от горестей в потустороннем иире. Будь на то ее воля, она бы целыми днями не выпускала Гамборену из дому и заботилась бы о нем как о ребенке, расточая ему всю свою нежность, которой после смерти Рафаэля не на кого было излиться. Когда по настоянию обеих дам Гамборена пускался живописать чудесные события, пережитые им в Африке и Океании, — эту поистине христианскую эпопею, достойную пера Эрсильи, если не второго Гомера, — сестры так и застывали, не сводя глаз с миссионера: Фидела — словно дитя, внимающее волшебной сказке, а Крус — в мистическом экстазе, трепеща и благоговея перед величием христианского учения.