Повести о войне

Но Карпов не пустил, первым пополз он. Метров двадцать прополз, остановился.

— Так и кажется, что тикают они под снегом, — отдуваясь, прошептал он подползавшему сзади Васюкову.

Сменяя друг друга, ежесекундно ожидая взрыва, они медленно ползли, волоча за собой рюкзак, и скоро согрелись, даже жарко стало.

Добрались до первой будки. Внутри горел свет. На фоне маленького оконца время от времени появлялся разгуливавший вокруг будки часовой. То и дело хлопая себя по груди, хватаясь за горло, он натужно кашлял и всякий раз после этого со злостью что-то бормотал, очевидно, бранился. Карпов и Васюков лежали рядом и всматривались в него. Часовой, совсем как Васюков недавно, выпростал из рукава запястье, взглянул на часы и сразу же стал колотить кулаком в оконце.

Длинно позевывая, из будки вышел другой немец. Они перебросились несколькими хриплыми сердитыми словами, потом первый часовой ушел в будку, а новый походил, походил и вдруг тихо, ехидно засмеялся.

Карпов толкнул Васюкова локтем. Тот плавно поднялся, огромный, заслонив собой полнеба, вырос над немцем, обнял его…

— Готово, — прошептал он, тяжело, со свистом дыша.

Они прислушались к доносившемуся из будки похрапыванию, потом вошли. Немец, удобно устроившись на длинном и плоском ящике, отвалив голову к стенке, спал. Большеносое лицо его показалось совсем молодым. Сверстник, должно быть. Дрова в чугунной печурке прогорели, но в будке было тепло. На другом ящике, побольше, возле недописанного письма, прислоненное к лампе, стояло фото пожилой, очень похожей на спящего солдата женщины. Мать, видно. Поблескивала вспоротая ножом банка консервов. Коричневое мясо, белый жирок… Из банки торчал темный лавровый листик.

Карпов и Васюков сглотнули слюну, но взять початые консервы побрезговали.

— Небось отпуск п-приснился, — машинально понизив голос, сказал Васюков, — пироги м-мамашины…

— Ты тоже похрапеть не дурак, — также шепотом откликнулся Карпов.

Они смотрели на спящего врага, ожидая, что тот проснется и тогда они прикончат его.

— Ну… Твоя очередь, — сказал Васюков, — давай…

— Разбудим сперва, — предложил Карпов. Потряс немца за плечо, но тот спал крепко.

Тогда Алексей взял со стола автоматическую ручку, осмотрел ее и наискосок по убористым немецким литерам разборчиво написал: «Ладно, гад. Живи!»

Они вышли из будки, подняли труп и, не спеша, чуть пригнувшись, двинулись в темноту. Поземка уже не лизала снег, она скручивала, вязала его в узлы… Следы, которые оставались за разведчиками, тут же заполнялись доверху и исчезали.

Внезапно позади, там, где оставалась будка, ночь ярко озарилась, в черное небо выползла ракета, сухо защелкали выстрелы.

— Годится! — сказал Васюков.

Но выстрелы слышались все ближе, да и впереди раскатывались уже щедрые очереди. Донесся и лай собак.

— Кажется, поняли, — забеспокоился Васюков, — окружают…

Тяжело дыша, Алексей прислушался.

— Да… Черт, а как же мост? Бросай Адольфа…

Они легли перед трупом, как перед бруствером, и в тот же миг из сизой метельной мглы, приближаясь, выбежали темные силуэты. Смешался с чужой речью заливистый и тоже как бы чужой лай.

Обогнав хозяев, собаки рвались вперед, давясь от нетерпения. Сейчас, сейчас…

Несколькими хладнокровными очередями Карпов и Васюков погасили их безудержную тупую ярость, взяли повыше…

Немцы залегли. Деловито о чем-то покричали друг другу, стали подползать. Снова все разом поднялись, побежали.

— Патроны кончились! — крикнул Васюков.

— Смени диск!

Вскочив на ноги, Карпов почти в упор резанул по набегающим со всех сторон силуэтам.

— Вот вам! Полу…

…Белый, сливающийся с голубым и фиолетовым свет ударил ему в глаза. Он зажмурился, но вместо взрыва услышал радостные, почти знакомые голоса и едва успел снять с курка палец.

— Леша! Это мы, Леша!

— Теперь все! Теперь ты уже здесь твердо!

— Отладили!..

Опять его обнимали, хлопали по плечам.

Карпов раскрыл глаза и увидел радостные, взволнованные лица, слезы, улыбки. Все так же поблескивала на огромном лбу того, кто называл себя Васюковым, испарина, дымилась чашка с бульоном в руках у Тани.

— Сон?.. Снова?.. Да вы что?! — сначала тихо, а потом крича выговорил Карпов. — Вы что? Вы в своем уме? Нашли время! Меня мост ждет! Немцы нас окружили! Васюков там один! Пустите!.. — он напрягся, вырвался из их объятий, из тесного кольца, сжал автомат. — А ну!.. А ну сделайте, чтобы… чтобы проснулся я!..

Они с удивлением отхлынули. Только тот, что называл себя Васюковым, смело остался стоять на месте. Да еще молодая женщина. Таня… Она смотрела на него с каким-то грустным пониманием. Фарфоровая чашка из-под бульона, пустая, но не разбившаяся, лежала на траве у ее ног.

— Леша, — мягко проговорил старый Васюков, — да пойми же, чудак… Ты в будущем! Мы тебя в наше время перенесли, мы… Это не сон!

— Не сон? Будущее? Но… Зачем?..

Васюков часто, будто соринка ему в глаз попала, заморгал, беспомощно оглянулся на своих спутников.