Повести о войне

— Я, Леша, жизнь положил на это… И не только я!.. А ты, зачем, спрашиваешь? Думаешь, это легко было сделать? Думаешь, легко помнить? Каждую минуту тех лет помнить… Легко, думаешь? А ты… Пойми ты, война давно кончилась! Давно!..

— Кончилась? — едва слышно переспросил Карпов. — Значит… Война… Уже?..

— Надо было вам сразу это сказать, — произнесла Таня, — извините…

— Давно! Давно кончилась! — вскричали нестройным хором и остальные.

— Еще в сорок пятом!..

— Девятого мая!..

Они снова обступили его вплотную, гладили его, ловили каждый взгляд, каждое слово.

— Девятого, — повторил Карпов, — мая?.. — и не смог сдержаться, слезы так и полились из глаз, и он их даже не вытирал. — Ведь знал же… Знал, что победим… А вот… Все равно.

Кто-то вытирал ему платком мокрые щеки, у кого-то у самого уже глаза стали влажными.

— Победили, Леша! — обнимая его, кричал Васюков. — Победили! Насладись мигом этим! Мы, Леша, завидуем тебе сейчас! Завидуем! Ну, а теперь домой! Едем!

Оживленно, с облегчением переговариваясь, все двинулись к автобусу и тут же остановились.

— Леша, ты что?

— Не могу, — виновато развел он руками, — там Васюков… Мост…

— Опять за свое? — опешил Васюков. — Неужели еще не понял?

— Не могу.

— Ладно! — сердито засмеялся старый Васюков. — Возвращайся! Ну-ка, как ты это сделаешь?

Несколько минут стояло молчание.

— Ну, что же ты? — тихо спросил старый Васюков.

Карпов тоскливо огляделся по сторонам, напрягся, переступил с ноги на ногу, даже зубами заскрипел…

Все невольно расступились.

— Только вы тогда и меня с собой захватите, — добродушно пошутила Таня, — вам необходима помощь врача…

Затянулись окопы… Застроено все. Вот какой-то странный самолет без крыльев неподвижно висит в воздухе…

Как ни быстро мчался автобус, Карпов на многое успел обратить внимание. Успевал он схватить и по одному, самому крупному слову с попутных и встречных машин: ХЛЕБ… МОЛОКО… МЕБЕЛЬ… ЦВЕТЫ…

Он всматривался во все это и невольно для самого себя, нерешительно, удивленно улыбался.

«Ну и ну! — думал он. — Неужели наяву? Откуда все это? Цветы, хлеб…»

— Привыкаешь, Леша? — взволнованно спрашивал Васюков. — Нравится тебе, да?

Карпов опять сдвинул брови.

— Пока ничего… А там видно будет, — покосился на соседку в белом халате, — вы, Таня, на одну мою знакомую похожи…

— Да? А вот мама говорит, что больше на отца…

Автобус тряхнуло. Выплыв из-за поворота, перед глазами пассажиров возник как бы незнакомый, невиданный, карнавальной яркости город. Над старыми сизыми домами высились новенькие — белые, желтые, розовые кристаллы. Они просвечивали друг сквозь дружку, цвета их сливались, рождая новые сочетания и оттенки. У Карпова шея заболела голову задирать.

— Вот видишь, Леша, — сиял, любуясь им, Васюков, — нравится ведь, а? А ты упирался! Васюков, мол, там один-одинешенек. А Васюков вот он, хоть старый, но живой!

— Вы-то… Ты-то живой, — бросил Карпов, — хоть и старый, а каково тебе там?.. Молодому?..

Васюков хотел было возразить, но почему-то этого не сделал.

— Ты гляди давай! — с преувеличенным оживлением показал он в окно. — Гляди!

Недавно над городом прошел небольшой дождь, тюльпаны на клумбах стояли, полные воды. И хотя солнце выглянуло снова, люди на улицах недоверчиво держали в руках раскрытые разноцветные зонтики. А может, они делали это нарочно, от хорошего настроения, чтобы порадовать богатством красок себя и друг друга.

Вдоль канала бегал с палкой в зубах золотой бульдог.

Разгуливали по площадям голуби.

Шли пожилые люди с березовыми букетами под мышкой. В баньку…

Соседи Карпова по автобусу то и дело оглядывались на него. Ну, как, мол, узнаешь? Помнишь?

Вот промчались велосипедисты с туго надутыми мышцами неутомимых загорелых ног.

— У меня до войны тоже велосипед был.

Вот стрижет на балконе ноготки своему младенцу мать. Сверкнули маленькие ножницы…

Вот возник в проеме между домами Исаакий. С блистающей, похожей на богатырский шлем крышей, с шевелящейся, словно муравейник, высокой круглой террасой.

А вот Нева. Свежестью и чуть-чуть нефтью дохнул серый простор реки.

— «Аврора»! «Аврора»! — закричали пассажиры. — Товарищ водитель, помедленнее! «Аврора»!..

Они смотрели сейчас на город жадными, изумленными глазами Карпова и видели значительно больше, чем обычно, как бы прозрев, как бы сквозь удивительно чистое, протертое до блеска, до голубизны стекло, еще недавно буднично запыленное. Они увидели дрожащий воздух над трубами корабля, ржавчину у ватерлинии, лампочку в черноте одного из иллюминаторов… Мимо броневого борта неподвижного крейсера сновали речные трамвайчики с полосатыми тентами. Вдоль парапета к мосткам «Авроры» вытянулась длинная очередь: старики, дети, солдаты…

— Хорошо! — произнес вдруг Карпов. — Хорошо живете! Здорово!

В автобусе оживились еще больше, заговорили все разом, подтверждая высказанное Карповым мнение.

— Только бы войны не было, — произнес кто-то.

— Вот-вот, — поддержали его со вздохом.

— Какой еще войны? — удивился Алексей. — Ведь кончилась она!..