Мы проходим рядом с кучкой пацанов, которые с интересом смотрят на нас. У одного из них бутылка с пивом в руке. В руках начинается нервная дрожь, я знаю его, это Слон.
Самый говнистый из всей их компании, за свой маленький рост его прозвали в шутку Слон. В детстве его засылали на проходящего по их улице подростка. Он начинал сквернословить, опешивший от наглости паренёк не успевал отвесить звонкий подзатыльник наглецу, как сразу около него вырастала бригада пацанов. Синяки и фингалы под глазом – как трофеи юности. Теперь Слон вырос и сам мог любого обидеть, разозлившись не на шутку.
Словно поняв моё волнение, Рузанна переложила портфель в левую руку и прижалась ко мне, взяв меня за локоть. Слон просто пожирал нас глазами. Мы прошли мимо. Раздался звон подзатыльника, я обернулся – Слон, принимая поджопник, уронил из рук бутылку, которая со звоном разбилась вдребезги. Сзади кто-то хорошо поставленным голосом учил его:
– Завтра ты будешь с девчонкой идти и кто-то скажет тебе вслед, как тебе такое, мудак?
Я развернулся, чтобы подойти к ним, но Рузанна схватила меня за локоть, удерживая меня.
– Не надо, пойдём.
Это было так неожиданно для меня, её глаза, полные мольбы, дрогнувший голос, что я решил оставить разборки с носатым на потом и, повинуясь её просьбе, пошёл рядом с ней. По дороге, где кончались дома, под раскидистыми ветками ясеня мы сели на скамейку. Пользуясь благоприятным случаем, я обхватил её рукой за талию, она доверчиво прижалась ко мне, губы слились в поцелуе, невольно проникая между собой. Она не сопротивлялась, показывая в улыбке белый ряд ровных зубов после каждого поцелуя. Моя рука потянулась к груди.
– Не надо, – прошептала она, поднимая глаза, они горели, лицо преобразилось, обрамлённое тёмно-каштановыми волосами, подчёркивающими мраморную белизну её кожи, стало ещё красивее. Впервые вдруг захотелось стать птицей и взлететь вместе с ней ввысь, забыть уроки, школу, родителей, лишь бы быть рядом с ней, упиваясь радостью свободы, навстречу небу и облакам, всё выше и выше, аж к самому господу Богу.
– Пойдём, – предложила она спокойно и честно, – уже поздно, – слегка улыбнувшись уголками губ.
– Пошли, – с сожалением ответил я, чувствуя свою неловкость.
Не спеша возвращаемся домой, неимоверно велико желание оттянуть час расставания, мы идём по теням деревьев, лежащих от заката в дорожной пыли, в чьём-то окне прыгает солнечный зайчик, охапки красно-жёлтых цветов повсюду, мы смеёмся, теплота её мягкой ладони греет мою. Я чувствую жар её тела, упиваясь торжеством ощущения быть рядом с ней, что-то важное, неизвестное доселе жмётся в груди, а может, в душе, если она где-то около сердца.
Отец дома читал газету, посмотрел исподлобья на меня, ничего не сказав, мать варила борщ, помешивая деревянной ложкой пахучее варево.
– Сынок, кушать будешь? – с подозрением оглядывая меня.
– Нет, я не голодный.
– Ты посмотри, может, он у тебя того, – с ухмылкой отец.
– Если здесь кто-то того, так это только ты.
– Ладно, ладно, не кипятись, может, он влюбился.
– Оставь его в покое, слышишь, – угрожающе. Я зашёл к себе в комнату, чем закончился их разговор за дверью, не знаю. Да разве это важно, лежу на диване, смотрю на дырявый носок, из которого торчит большой палец, на картину «Утро в сосновом лесу», трещину на потолке, букет полевых цветов в хрустальной вазе – думаю только о ней.
Записка от Лиды ушла на второй план, я даже забыл про неё, не вспоминаю.
День рождения у Серёги пришёлся на выходные. Опоздал на добрых полчаса, ждал, пока придёт мать соседского ребёнка, которого мне оставили нянчить, а её вызвали срочно на работу в роддом.
В комнате, куда я зашёл с бутылкой вина, сидело уже человек десять, шум стоял на все тридцать. Меня сразу посадили по указанию Никитина рядом с Рузанной. Гулянье было в самом разгаре, какой-то долговязый тип, то ли дальний родственник, то ли сосед Никитина, полчаса уже как сидел на ушах у Лены, приглашая её куда-то сходить. За это время обеспокоенный Серёга пару раз подсаживался ко мне и, дыша перегаром, возбуждённо говорил:
– Ты увидишь, я его убью сегодня вечером, убью, а ты будешь свидетелем на процессе, – грозился он всякий раз, а потом приглашал Рузанну на танго. Потом начались быстрые танцы. Пару раз заходила мать Никитина собирать использованные тарелки, позже к вечеру они с мужем попрощались со всеми и уехали к друзьям на дачу за город.
– Старик, оставайся сегодня на ночь, нас ждут сюрпризы. – Не успел я рта открыть, чтобы узнать подробности, как он сразу же исчез в быстром танце, забавно размахивая руками и выкидывая ноги, как заядлый танцор рок-н-ролла, перед Рузанной, которая тоже находилась в возбуждённом состоянии, красная от алкоголя и жары, прыгала перед ним, словно молодая козочка на лужайке. Наблюдая за происходящим этим вечером, я перестал удивляться, принимая всё как есть, толпа скачущих гостей, количество выпитых бутылок, целующиеся парочки тут и там, даже приглашение остаться на ночь мне показалось не более загадочным, чем постоянные подмигивания и ухмылки Никитина.