Повести (сборник)

Петру Семёновичу врачи предписали домашний режим, и он то слонялся по комнатам, то дремал в кресле. На третий день домашнего заточения, когда Виктории не было дома, он пересмотрел домашние фотографии.

Фотографии, мгновения жизни, мгновения счастья… Это прошлое. А настоящее вот оно – Вовка пришёл из Университета. Рослый, сильный, добрый парень. Стас тоже добрый, но росточком не вышел. А силёнка есть, жилистый парень. Ушёл жить к деду с бабкой. Из-за Виктории, конечно. Стас ушёл, а он ни уйти, ни прогнать Викторию не может. После смерти Лоры от тоски, от мужского одиночества, с надеждой, что будет семья, будет любовь, женился. Ни того, ни другого нет. И не будет.

Была жива Лора, ходили всей семьёй к тёще. Почти каждое воскресенье. Тёщу и тестя Пётр любил, как родных мать и отца. Знали старики о его болезни, полученной от проклятого саркофага Чернобыля, помогали ему с Лорой обустроить квартиру, приобрести мебель… Давно он не был у стариков. Обязательно пойдёт в эту субботу, тем более что Виктория на три дня едет к подруге, отдыхающей в Новой Ялте.

* * *

– Молодец, Фёдор, что с дружком приехал! – бабушка Федьки, чем-то похожая на бабу Катю, расплылась в улыбке. – Как звать тебя, парень?

– Станислав… В общем, Стас меня зовут.

– Так-то лучше! Меня бабой Верой зови. Как вы сдружились-то?

– Бабуль, Стас тоже поступил в Университет, в одной группе со мной, поняла?

– Поняла, не дура… Картошки счас вам на сале пожарю, посмотрю, какие вы работники… На, Фёдор, ключи от сарая. Идите, располагайтесь, умывайтесь – и за стол.

«Баба Вера покрепче бабы Кати будет. А дед где?», – подумал Стас.

– Ну, как моя бабуля? Командир! А дед Фёдор, – меня в его честь назвали, – фронтовик был, раненый, инвалид. Пять лет как умер. В хату войди, посмотри на фото. Матрос был, десантник. Орденов тройка, а медалей куча!.. Я тоже моряком буду. Подучусь в Универе и переведусь в Одессу или Ростов. Или через военкомат пойду в военно-морское училище.

Они сидели за дощатым столом под высоким ореховым деревом. Картошка с кусками обжаренного сала, помидоры дольками, политые подсолнечным маслом, ломти серого хлеба – подходящая еда для семнадцатилетних парней.

– А это вам запить, – баба Вера поставила на стол литровую банку. – Квас это. Пиво я не пью и вам не советую. Квас – это то, что надо!

В соседнем дворе, за щелястым заборчиком, не переставая, звучала музыка. Мелодичная танцевальная, ретро, слышался женский смех.

– Соседи у вас весёлые, – заметил Стас.

– Приезжие. Дамочка из города сняла летнюю пристройку, а вчера к ней приехала пара, Дама видная с мужем или хахалем, тоже городские. Пусть! Лишь бы драк не было…

Голос женщины показался Стасу знакомым.

– Ой, спасибо Юльке, что надоумила к ней сюда приехать… И, конечно, с тобой!

– Да, здесь неплохо. Молодец, Юля! – Никита в одних шортах не выглядел Аполлоном, телосложение его смахивало на «теловычитание», как над собой подсмеивался Михаил Светлов, автор «Гренады».

– Никита! Ты не очень хвали Юльку, она и без того к тебе присматривается.

– Викуля! Не опускайся до ревности! Мы же современные люди!

– А я несовременная, я ревную! – Виктория залезла в гамак к Никите.

– Ух ты! Мой бородатенький, мой усатенький! Завтра возьмёшь лодку, – тут один дед сдаёт в прокат, – покатаешь меня?

– Завтра в лодке, сегодня в сетке…

– Ника, ты что! Юлька выйдет… Ну, не надо!

– Пусть выйдет… Это же не секс, эротика…

– Никита! Ты меня заводишь! Я с ума сойду! Не надо! Потом!..

* * *

Баба Вера, собрав посуду, ушла в хату, Фёдор пошёл в сарай, а Стас, узнав голос Виктории, перешагивая через колкие пыльные кусты смородины, пролез до забора. В широкие щели между планками он разглядел копошащихся в гамаке. Стас был зол и спокоен. Достав фотоаппарат, ждал, когда в переплетении конечностей покажется знакомое ненавистное лицо. Вот оно, хохочущее, оскаленное… Снимок, ещё снимок… Он, наверное, прощёлкал бы всю плёнку.

– Эй, парень! Ты где? В хату иди…

Это голос бабы Веры, а за забором другое:

– Ника, там кто-то ходит! Всё, пошли в душ. Я от твоей эротики вся мокрая…

Осторожно, сквозь кусты, через грядки, Стас вышел к хате.

– Пошли, Стас, посмотришь бабкины фотки, – позвал подошедший Фёдор.

– Иду! – радость удачи переполняла Стаса, и Фёдор это заметил. – Ты что там у забора нашёл? Клад бабкин? – Фёдор смеялся.

– Не клад, а склад, дядя Фёдор! – Стас тоже рассмеялся.

* * *

– Эй, рыбаки! – баба Вера стучала в дощатую стену сарая. – Вставайте! Бычок давно не спит…

Стас, с вечера долго не засыпавший от волнения съёмок, с трудом разлепил глаза.

– Стас! Сейчас самый клёв! – Фёдор, распахнув двери сарая, уже выносил мешок с лодкой, удочки, садок.

Стас вышел из сарая, потянулся. Небо уже светлело, но солнце ещё не вышло из-за лесопосадки.

– Стас, просыпайся!

– Я вам перекусить поставила, – улыбаясь, баба Вера смотрела на суету рыбаков. – С вечера надо было всё приготовить, а не в телевизор пялиться.

– Мы потом, баба Вера, поедим, – отмахнулся Фёдор.

– Я те дам» потом»! Марш за стол!..