Словом, придавить Джексона было чем. Но это еще не значило быть уверенным, что он сделает все, как ему прикажут. Слишком долго длилась его спокойная жизнь, и он, естественно, во многом изменился. По существу, за шесть лет плаванья на «Вайт бёрд» он стал другим человеком. В нем уже не было ни той свирепой, со скрежетом зубовным, но все же безоговорочной покорности, продиктованной до предела обостренным пониманием безвыходности своего положения, ни прежней, выработанной непрерывным потоком преступлений, способности сосредоточивать всю свою изобретательность и волю на одном главном направлении: как выполнить приказ, не подвергая себя и своих хозяев риску разоблачения. Внутренне расслабленный умиротворяющим созидательным трудом, вкусивший жизни, не вынуждавшей постоянно быть начеку, он стал более чувствительным, склонным в отношениях с людьми к рассудительной снисходительности и уже не был всецело во власти того холодного, расчетливого сверхкорыстия, которое делало его безжалостным, всегда неколебимо здравым и по потребности отважным.
Нет, полностью отрешиться от прошлого он не успел. Незримой тяжестью оно все еще волочилось за ним, еще тревожило по ночам и в те тихие предутренние часы, когда, заступив на первую вахту, он подолгу в раздумчивом одиночестве вышагивал по крылу мостика. «Вспоминая пережитое, он чувствовал, как в душе его словно медленно остывала горячая смола, стягивая грудь в удушливой, ноющей тоске. И тогда будущее, которое начинало уже казаться покойным и ясным, снова туманилось, мутнело и взвихривалось, как мятущаяся бездность над морем. Но время постепенно брало свое. Прошлое беспокоило Джексона все меньше и реже. Он, конечно, ни с кем этим не делился, но те, кто хорошо его знал, могли догадываться.
Вот почему перед Одуванчиком ставилась задача прежде всего вернуть Джексона, так сказать, «на круги своя»: без угроз, по возможности деликатно, но недвусмысленно напомнить, чем и кому он обязан и о чем не должен забывать. Затем обработать его психологически, чтобы не терзался до поры ни сознанием предстоящего ужаса, ни муками совести. Это, пожалуй, было самое важное. Задумав одно из величайших преступлений на море, главари банды Папанопулоса понимали, что от настроения Джексона будет зависеть если не весь успех дела, то, во всяком случае, очень многое.
Они сыграли на всем, что было в нем добрым и злым, светлым и темным, на болезненно ревнивом отношении к лайнеру, затаенной мечте о капитанской должности, обидах, мстительном честолюбии, страхе за собственную шкуру и, наконец, жадности: посулили за «услуги» полмиллиона долларов. От будущего барыша Папанопулоса и Форбса это была всего одна двухсотая доля, но Джексон о таком гонораре и помыслить не смел. Перспектива сорвать огромный куш его доконала. Деньги для него олицетворяли не просто сытость. В его глазах они были символом независимости, власти и настоящей свободы, той единственной силой, которая могла избавить его от всех принуждений и страхов. Да, он понимал, что не все продается и покупается, и все же верил, что купить можно все, даже душевный покои.
С одной лишь оговоркой: если умеешь шевелить мозгами.
В своих умственных способностях Джексон, конечно, не сомневался.
«Вайт бёрд» уходила в свой последний рейс с группой людей, намеренных ее уничтожить, но не представлявших ни масштабов будущей катастрофы, ни того, что уготовано было им самим.
Никто из них друг друга не знал, вернее, в рейсе все они познакомились, но никто никого не подозревал. Как и предусматривалось тщательно разработанным планом (его автором был все-таки Одуванчик), каждый из заговорщиков получил только свою часть задания: сделать то-то и «убрать» такого-то.
У матроса Келлера были дружки в Гаване, и ему поручили устроить нападение на Мэнсфилда, когда тот должен был сойти на берег, чтобы закупить свежие продукты и вина для новогоднего бала. Потом Келлера сбросил в вентиляционную шахту машинист Маклеллан, предварительно успевший вывести из строя пожарную сигнализацию.
Маклеллана ликвидировал младший боцман Джек Берри, который затем поджег кормовой трюм и вскоре был убит боцманом Гарпероя…
К концу пожара из всех, кто погубил Аллисона и его лайнер, в живых остались только Джексон и стюард Роберте, подменивший в каюте Аллисона пузырек с валерьянкой раствором цианистого калия. Но уже в Нью-Йорке Робертс тоже исчез.
Джексона почему-то пощадили и выдали обещанный чек на пятьсот тысяч долларов, однако… на другое имя. Чтобы получить деньги, ирландец Вильям Джексон должен был превратиться в норвежца Андерса Акре и к тому же подписать контракт с норвежской фирмой о своем обязательстве двадцать лет проработать смотрителем китобойной станции на острове Южная Георгия. Пока за сроком давности преступление не перестанет быть подсудным. И в случае чего — кто будет искать какого-то Андерса Акре? Да и где — на Южной Георгии!