Повести

— Что за дьявольщина, — устало промолвил Тимоха, — кто-то опять лежит возле дороги… Ну, теперь уж нас просто не проведёшь!

— Алексей, при тебе ли тесак?

— Есть тесак, — отвечал Алесь.

— Держи его наготове, — сказал Тимоха и вытащил пистолет.

— Засада? — спросил Алесь.

— Уж одна таковая была, — пробурчал Тимоха, — и тоже на пути человек лежал. Приманка!

Поручик слез с коня, постоял, потом вскочил обратно в седло.

— Езжайте! — крикнул он и поскакал галопом.

Тимоха с Алесем ударили коней и едва догнали Ефремова на дороге.

— Поскорей поедем, — отрывисто произнёс поручик, — а то к ночи в Ахтырку не успеем. Вишь ты, и тучи собираются…

Уже подъезжая к Ахтырке, Алесь спросил:

— Кто лежал сбоку дороги?

— Солдат неприятельский, — отвечал поручик, — пулею убит.

— Мёртвый?

— Покойник, — неохотно отвечал Ефремов. — Погоняй, погоняй, а то гроза грянет.

Топ-топ-топ… Через две недели всадники въехали в Москву.

КНИЖНОГО ДЕЛА УМЕЛЕЦ

— Разверни пошире, — торжественно проговорил Киприанов.

Алесь вытер руки о фартук и развернул пошире. Это были большие раскладные листы с картинками. «Календарь или месяцеслов… Напечатан в царствующем великом граде Москве… Изобретением от библиотекаря Василья Киприанова»… Тут были и луна, и солнце, и затмения, и «фигуры» зимы, весны, лета, осени, и советы полезные, и стихи.

Мечта Киприанова исполнилась.

— Отменно сделано, — сказал Алесь.

— Позади «Василия Блаженного» библиотека строится, — хвастался Киприанов, — где и книги, и чертежи любые можно будет за столами развёртывать и читать… Там же чай с сахаром и разные кумплименты…

Алесь посмотрел на сияющее, круглое, гладкое лицо Киприанова и невольно улыбнулся.

— Ежели позволите — и я к вам приду, господин библиотекарь, чай пить…

Киприанов осклабился и нагнулся к уху мальчика:

— Переходи совсем ко мне… Что тебе у сквалыги Поликарпова делать? У меня дело настоящее, на нынешний светский лад!

— Я у вас уже бывал, — отвечал Алесь, — мне ещё надобно учиться. Хочу и буквы лить, и набирать, и печатать, как Иван Фёдоров.

— Дьякон-то? Который некогда духовные книги печатал? — недовольно спросил Киприанов.

— Он первый типографщик был на Руси!

— Ну, нынче первый типографщик на Руси это я, — твёрдо сказал Киприанов, — а впрочем, будь здоров, оставайся при своём…

И он гневно застучал тростью по ступенькам лестницы.

Алесь теперь был учеником на Печатном дворе. Начал он с того, что тянул рукоятки пресса на печатном стане и убирал мусор. Сейчас он уже учился набирать строчки. Волосы его были подвязаны ремешком, как у дедушки Ефремова, и так же, как Ефремов, говорил он мало и веско.

Дверь открылась, и в комнату шагнул молодцеватый офицер с обветренным лицом — поручик Ефремов.

— Ребята, готовьтесь, — сказал он таинственно, — государь к вам на двор едет! Алексей, подойди ко мне!

Алесь подошёл поближе.

— Помнишь, как мы с тобой после Полтавы скакали?

— Как же, помню, господин поручик…

— На пути тело лежало. Я тебе не сказал кто… Длинноносый это был!

— Который за вашею сумкою охотился?

— Он! И убили его не пулею, а топором. Сейчас только пришло мне в разум, кто его порешил…

— Кто же?

— Атаман Ястреб!

Поручик был так доволен своим открытием, что повторил весь рассказ, энергично похлопывая себя ладонью по нагрудной бляхе.

— А его королевское величество-то! Еле ноги унёс! И знаешь куда? К туркам! Ого! А сулился быть на Москве!

— А вы куда поскачете?

— Завтра на рассвете в город Санкт-Питербурх с бумагами…

На дворе зашумели. Ворота распахнулись настежь. Въехали несколько конных. Граф Мусин-Пушкин появился в парике, без шляпы, на крыльце, устланном ковром. За ним выплыл, скромно опустив голову, Поликарпов.

Подъехали крытые сани, открылась дверца, и длинная, худая нога в тяжёлом башмаке с медной пряжкой решительно ступила прямо на ковёр. Все кругом поклонились в пояс.

Алесь и поручик находились в правильной палате, когда дверь распахнулась и в тихое, пропахшее бумагой и свечами помещение ворвались топанье башмаков и стук палки. Пётр быстро шёл, опираясь на толстую трость, склонив набок голову. Усы его топорщились, длинные волосы были отброшены назад, чёрные брови на круглом темноватом лице казались наведёнными углем, щека подрагивала.

Ему поднесли «Ведомости», недавно напечатанные новым шрифтом. Он прочитал их и поморщился.

— Слов важных много, — сказал он, — печатаем не праздной ради красоты, а для вразумения и наставления чтущему. Литеры же надобны тонкие и ясные, дабы читать было легче и быстрее.

Он остановился и задумался. Глаза его бегали по расписанным голубой краской сводам правильной палаты.

— Господин секретарь, пиши, — сказал он, — в нашем Питербурхе скоро типографию завести. Ибо граду святого Петра быть столицею. Литеры же российской азбуки утвердить навечно, каковыми книгами отныне печатать и детей учить! Господа типографщики! Вам всем велю трудиться рук не покладая. Вы нам не менее надобны, нежели войски или строители крепостные. Все России служим. За мной!

И он понёсся в следующую палату. Оттуда долетел его отрывистый, хрипловатый голос: