Повести

Всё это было в тайне. Об этом даже во сне нельзя было проговориться.

— Лошади поданы, — доложил Пущину слуга Алексей.

Кибитка понеслась дальше, свернула с дороги в лес и заколыхалась на просёлочной дороге.

Дорога была плоха. Колокольчик уже не мерно брякал, а болтался без всякого толку. Кибитку бросало и валяло, как лодочку на бурном море. Наконец она накренилась так, что ямщик на всём ходу слетел в сугроб.

— Держись! — крикнул Пущин Алексею и схватил вожжи.

Лошади понеслись во весь опор, К счастью, свернуть им было некуда — кругом лес и глубокий снег. Лошади скакали по дороге в гору и наконец сами влетели в ворота усадьбы.

Усадьба была не из богатых — приземистый, небольшой, старый дом, утонувший в снегу. Дым из труб не шёл. Похоже было, что в доме никто не живёт.

Лошади проскакали мимо крыльца и завязли в сугробах посреди двора.

Колокольчик оборвался.

И тут оказалось, что в доме есть люди. На крыльцо выскочила небольшая фигурка, босая, в ночной рубашке:

— Жанно! Братец! Боже мой!

Это был Пушкин.

Жанно, весь облепленный снегом, облапил Пушкина, как медведь.

Несколько минут они молча любовались друг другом. Наконец Жанно приподнял Пушкина и потащил его в дом. Поэт был не тяжёл. В сенях к Пущину бросилась старуха в тёплом платке.

— Жанно, голубчик, — сказал Пушкин, вытирая слёзы, — это няня моя, Арина Родионовна… Ты ведь её знаешь?

— Как не знать, — рассмеялся Жанно, — я её в Петербурге ещё знал!

Пушкин жил уныло. Комнатёнка у него была маленькая, вся усыпанная листами исписанной бумаги и обожжёнными кусочками гусиных перьев.

— Узнаю тебя, Александр, — смеялся Жанно, — перья обкусаны и сожжены на свечке, совсем как в Лицее! Пишешь по ночам, поправляешь свечу и грызёшь перо!

— Да, — со вздохом признался Пушкин, — только в стенку-то постучать некому…

Подали кофе. Друзья уселись болтать. Разговору хватило бы и на трое суток.

— Ведь ты в тайном обществе? — спрашивал Пушкин. — Скажи, друг Жанно, не секретничай, ведь есть общество?

— Дорогой мой, — отвечал Жанно, — ты задал мне вопрос немыслимый…

— Ладно, не говори! Может быть, ты и прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою — по моим глупостям… Давай лучше выпьем за всех!

Алексей хлопнул пробкой и разлил вино. Выпили за Россию, за Лицей, за друзей.

— А теперь, — сказал Пушкин, значительно посмотрев на Жанно, — выпьем, брат, за «неё»…

Оба встали. Они хорошо знали, кто такая «она» и как пили за «неё» офицеры в Царском Селе. Это была свобода. Помолчали и выпили. Жанно усмехнулся и поцеловал Пушкина.

— Ну вот и ладно! — закричал Пушкин. — Давай займёмся литературой! Какие новости в столицах? Не привёз ли чего-нибудь?

— Запрещённую комедию привёз.

— Молодец какой! Кто сочинил!

— Грибоедов. Название «Горе от ума».

— Да ты прелесть! Давай читать!

Читал Пушкин. Как всегда, начал он сквозь зубы, как бы про себя, а потом разошёлся. И тут к крыльцу подъехал возок.

— А… — сердито сказал Александр, поглядев в окно, — это мой сторож.

Он быстро спрятал «Горе от ума» под подушку и раскрыл на столе толстую церковную книгу.

Вошёл низенький монах с рыжей бородкой, благословил обоих и быстрым взглядом осмотрел комнату. Пушкин сделал постное лицо.

— Друг ваш, Александр Сергеевич? — спросил монах. — А по фамилии как, прошу прощенья, сударь? Пущин? Вижу, что вас друзья не забывают, Александр Сергеевич…

«Допрашивает», — подумал Жанно.

Монах, однако, больше никаких вопросов не задавал. Он не спеша выпил два стакана чаю с ромом, распрощался, ещё раз посмотрел внимательно на Пущина и уехал.

— Видишь, — сказал Александр, глядя в окно, — наблюдатели уже ему донесли, что ты здесь. Приехал проверить, чем мы тут занимаемся… Да ну его! Давай читать дальше!

Читали и спорили до ночи. После ужина Пущин стал собираться в путь. В сенях обнялись крепко. Пушкин опустил голову.

— Когда и где увидимся, брат Жанно?

— Да что ты грустишь? Может статься, и в Москве. Не век же тебе в ссылке сидеть!

— Ох, Жанно, ты не знаешь, что такое ссылка! Я как в клетке, один…

Пущин крепко ухватил его за плечи.

— Не падай духом, Саша… Ты не один, друзья тебя и в самом деле не забыли. Мужайся, служи музам… Увидимся!

Колокольчик брякнул у крыльца. Алексей молча подал шубу. Жанно оторвался от Пушкина, надел шубу, выбежал на крыльцо, полез в кибитку.

— До свиданья в Москве! — крикнул Жанно.

— Прощай, друг, — донеслось до него с крыльца.

Возок тронулся. Жанно смотрел назад, на маленький заброшенный дом. На крыльце Пушкин стоял со свечой в руке, и этот огонёк ещё долго был виден в морозной тьме.

— В Москве, — повторил Жанно.

В сердце у него была непонятная, тупая боль. Он словно чувствовал, что никакого свидания в Москве не будет и что он видит Пушкина в последний раз.

СЕНАТСКАЯ ПЛОЩАДЬ

Утром в понедельник, 14 декабря 1825 года погода была не очень холодная.

Мороз всего восемь градусов и небольшой ветер с Невы.

В этот день Панька ночевал в Петербурге у брата своей матери, дяди Ефрема, и встал поздно. Тётка пекла пироги, а дядя — ямщик рано ушёл на ямской двор кормить лошадей.