Повестка в космос

Мы прижались друг к другу и, ловя губами брызги, смотрели, как толстенные трубы, торчащие из яиц, сосут чмокающую и чавкающую жидкость. Я разглядел, как одна из фиговин вдруг рванула отростки вверх, взметнулась, — и в свете следующей вспышки ее уже не было. «Собрали — улетели», — подумал я. Мысль застряла в голове. «Собрали — улетели, собрали — улетели…»

— Ари! — Я повернул голову к ауанике. — У меня есть план!

Не знаю, должен был я ей что-то объяснять или нет. Наверное, она согласилась бы со всем, что бы я ни сказал. Но я до сих пор боялся, что она заупрямится, не дай бог опять вспомнит про тех животных или просто, обессиленная, откажется от чего бы то ни было.

— Ари, слушай. — Я наклонился совсем близко к ней, чтобы не мешал шум бури. — Смотри, эти штуки сосут брагу. Они собирают ее и, похоже, куда-то увозят. Они улетают с ней, видела? — Она наверняка не видела, но это было неважно. — Кто-то на планете собирает эту штуку, кто-то послал бочонки сюда, как только тут началась заваруха. Мы не знаем, кто это и где он сидит, но мы можем узнать. Короче, суперплан такой: ныряем в поле, нас засасывает трубой в летающую цистерну, и она доставляет нас прямо к хозяину. А? Как тебе?

Она молчала.

— Ари, ты слышишь? — Я наклонился еще ближе и постарался разглядеть ее глаза. — Ари, ты идешь со

мной?

— Я не брошу тебя, — раздалось еле слышно. Я опешил от таких слов, но думать было некогда, я сразу поднялся. Ари встала следом.

— Значит, смотри! — сказал я. — Как только ныряем, задерживай дыхание. Нужно будет надолго задергать, приготовься! Черт знает, сколько времени нас будет засасывать. Но ты не бойся! Я буду держать тебя, мы будем вместе. И я помогу, если что. Ты поняла? Не бойся, я тебе помогу! — Я говорил и был абсолютно уверен, что и сам выживу в вонючей жиже, и Ари спасу. Я ощущал, что это будет очень просто: не дышать, ориентироваться в липкой трясине, помогать Ари. Так же легко, как сходить в магазин, вынести мусор, поиграть в волейбол. Понятное и несложное действие, не требующее почти никаких усилий. В глубине души пищало сомнение, что это ненормально, так не бывает, и мне хотелось подумать и разобраться, почему, но не было времени: парящие над полем цистерны могли улететь с минуты на минуту. Я вдруг вспомнил, как бежал вниз по ступенькам: будто это происходило дома, в подъезде, а не во мраке гигантского сооружения.

Мы шагнули вперед и вышли из башни. На узкой полоске вокруг нее еще сохранялась твердая земля, но кроссовки уже безвозвратно утонули в теплой, почти горячей жиже. Она была горячая! Затекала меж пальцев ног, пропитывала носки и джинсы. Ливень ударил по лицу тяжелыми каплями. Резкий, как хлопок, ветер рванул в сторону. В нескольких метрах от нас заизвивался ослепляющий ствол молнии, с шипением утонул в глубине биомассы. Ари вцепилась в меня изо всех сил. В мертвой вспышке я увидел впереди нас болтающуюся толстую кишку. Она с чмоканьем поглощала взбухающее варево. В воздухе висел огромный черный гриб.

Ари вдруг сама потянула меня вперед. Земля ушла из-под ног. Мы плюхнулись в обжигающую смесь.

Часть четвертая ЛЮБОВЬ

1

Прозрачная, светло-голубая вода казалась невесомой. Я не мог понять, в чем дело. Создавалось впечатление, что она раза в два жиже, чем вода на Земле. Падала с пальцев, исчезала, проходила насквозь через ткань и никак не желала отмывать со штанов впитавшуюся грязь ржаного сусла.

Осторожно приютившись на песчаном берегу, я пытался стирать джинсы и замучился вконец. Тер песком, тер штанину о штанину, — полупрозрачные разводы медленно расплывались в воде причудливыми завихрениями, растворялись, но грязи меньше не становилось. Джинсы оставались последней нестираной частью одежды, и сил на них не оставалось.

Через пять минут я плюнул и разложил измученные брюки на берегу. Сам прилег на песок, опасливо подтянув ноги. Я никак не мог привыкнуть, и каждый раз сердце чуть замирало, когда взгляд уходил вперед, в Даль моря. Чуть дальше от берега поверхность воды начинала спускаться вниз, плавно, всей прозрачно-голубой массой. Будто не море, а горный склон. Вдобавок меня не оставляло ощущение, что я нахожусь на внутренней поверхности шара. Дальний край пространства заворачивался вверх, далекий горизонт изгибался дугой, терялся в белой дымке, и что там дальше — не хватало фантазии представить.