Повестка в монастырь

Антоний пытался что-нибудь сделать, но не мог. Все тело словно связали липкой и прочной паутиной.

Когда до гибельного падения оставалось всего несколько шагов, слабенькая мысль, словно на последнем издыхании, появилась в его голове.

Это была мысль об Иверской Божьей матери.

«Матушка, – прошептали непослушные губы,– спаси! Я же только сегодня у тебя был…»

Собственно, больше ничего не потребовалось.

Наваждение исчезло. Словно и не было в помине.

Антоний отпрянул от обрыва, судорожно хватаясь за кусты. Тело пронзило холодным потом. Рука сама собой лихорадочно заметалась в крестном знамении.

Он побежал по дороге прочь от этого страшного места. Куда-нибудь, только подальше!..

И – странное дело! – скоро показалась вершина, которая должна уже была час назад служить ориентиром.

Страх постепенно уходил. Антоний нервно рассмеялся:

– Ишь, дьявольское отродье! Взять решили! Как бы не так!..

Через некоторое время даже появилось настроение. Он уже думал о том, как будет рассказывать братии о своем приключении и как удалось справиться с нечистью.

И тут, когда до стен родного монастыря, оставалось совсем немного, Антоний, воодушевленный своей силой, сделал очень большую ошибку.

Он остановился, повернулся к ночным сопкам и потряс кулаком:

– Да хоть все силы ада! Я со всеми справлюсь…

В монастырь он успел вовремя. Ворота еще не закрывали. До акафиста надо было успеть доложиться эконому и сделать несколько незначительных дел.

После всенощной игумен сказал Антонию, чтобы тот задержался. Это было необычайно, так как обычно все поручения передавались через эконома. И если игумен лично кого-нибудь вызывал, значит, обстоятельства были экстраординарные.

Дождавшись, когда братия выйдет из храма, они сели на лавочку в пределе. Игумен выглядел растерянным и долго не мог начать разговор, подбирая слова.

Антоний молчал. Он опустил голову, ожидая вероятного разноса, и перебирал в голове, где и когда он мог провиниться.

– Тебя вызывает старец Илия, – наконец сказал игумен и пристально посмотрел на Антония.

– Старец Илия? – Удивился тот. – Он разве здесь был?

Слова игумена вызвали удивление. Старец жил в отдаленном скиту, никуда не выходил, с людьми не общался. Раз в неделю ему отправляли пропитание в виде сухарей и небольшого количества овощей. При этом исключался всякий контакт. Послушник оставлял пищу возле двери и уходил. В следующий раз он только забирал пустые корзины. В таком затворе старец жил уже много лет, задолго до того как сам Антоний появился в монастыре. О старце ходили легенды, но настолько невероятные, что вряд ли в них верили сами рассказывающие. Иногда он появлялся в монастыре, исповедовал братию, но это было так редко, что представляло целое событие.

Во всяком случае, лично Антония старец не знал, да и сам Антоний его никогда не видел. Разве что несколько раз относил ему пропитание.

– Нет, он здесь не был, – покачал головой игумен. – Он… – настоятель с трудом подбирал слова, – просто явился ко мне. И сказал, чтобы ты пришел сегодня к нему.

Антоний оторопело отшатнулся.

– Я?.. К нему? Сам старец так сказал?

Игумен кивнул.

Антоний пожал плечами:

– Хорошо, как скажете. И когда отправляться?

– Прямо сейчас. Не жди трапезы. Прямо сейчас и отправляйся.

Антоний наклонил голову.

– Благословите, отче!

Игумен размашисто его перекрестил.

Дорога до скинии старца была неблизкой. Она петляла между холмами, пока не упиралась в почти вертикальную скалу, уходящую высоко вверх. Дальше следовало подниматься по узкой, едва заметной тропке, ежеминутно рискуя сорваться и переломать все кости. Хватаясь за кусты и низкие деревца, Антоний, наконец, добрался до жилища старца.

В замешательстве остановился у входа. Просто постучать, прочитав при этом полагающуюся молитву? Подождать, когда старец выйдет сам? Покашлять, наконец, обозначая свое присутствие? И сколько так ждать?..

Старец вышел сам. Дверь скинии широко распахнулась и в темноте кельи показалась худая фигура.

Антоний наклонился почти до земли.

Старец вышел из кельи, внимательно посмотрел на монаха.

– Благословите, авва!

В сложенные ладони для благословления старец вложил свою руку и перекрестил наклоненную голову.

Рука старца оказалась теплой и мягкой.

– Заходи! – Сказал он. – Что стоять?

Голос звучал немного слабо, но по-доброму.

Антоний поднял голову. Отец Илия находился уже в преклонном возрасте. Глубокие морщины избороздили лицо, которое было несколько бледным и почти не тронутое солнцем. Видимо он редко выходил из кельи. Тело худое, а руки тонкие, как у ребенка. Одет в поношенную, видимо, много раз латанную одежду. Но от всего внешнего вида внимание сразу отвлекали глаза. Они были детской чистоты и пристальные.

Старец махнул рукой, приглашая следовать за собой.

Когда глаза привыкли к полумраку кельи, Антоний стал озираться, рассматривая скудную обстановку.