Повествования разных времен

Неслышно вошла в комнату, не включая свет, постелила себе. Виталик на своей кроватке лежал тихо, посапывал. Вроде бы и впрямь уснул? Хотя притворяться — мастер.

Здесь в их единственной комнате на троих и кабинет и спальня одновременно. Общие книги на полках. Общий рабочий стол.

Когда-то здесь жил Виктор с матерью. Потом появилась Аня с Виталиком — их не хотели прописывать. Не хватало метража на стольких. Но помогла редакция. Тогда же подали заявление на двухкомнатную, тем и ограничились. Хлопотать за себя Виктор не любитель. А недавно свекровь умерла… Стало посвободнее. Относительно, конечно. Но жаль Виктора — переживает молча, виду не показывает, да от нее-то не скроешь…

Аня включила настольную лампу, наклонив абажур — чтобы свет не падал на Виталика, взглянула на портрет Виктора, прошептала:

— Ну, что ты? Зачем хмуришься? Все хорошо, родной, я жду тебя.

Нет, сегодня он уже не позвонит. Предупредил: позднее одиннадцати вечера звонить не будет. Чтобы не будить Виталика и не сбивать ее первый сон, если, паче чаяния, ляжет пораньше. Но раньше полуночи она еще ни разу не ложилась. Сейчас — уже двенадцатый. Значит, не позвонит. Его слово — железное, не раз убеждалась.

Аня достает пачку дневников из портфеля, принимается проверять и делать пометки — красной пастой.

Вот дневник Тамары Уваровой. Трудная девочка… Похожа на мальчишку с косичками. Говорит она низким голосом, глядит в упор исподлобья, но хохочет звонко и неудержимо, уж никак не по-мальчишески. Учится она неплохо, но… «Трудная девочка!» — говорят учителя на педсовете. «Тяжелый ребенок!» — вздыхает мать на родительском собрании. Однажды во время урока у Тамары упала ручка под парту. Аня в это время стояла спиной к классу, писала на доске даты рождения и смерти Поэта. Обернувшись, увидела, что Уварова терпеливо держит поднятую руку, ждет. «Что случилось, Тамара?» Та встала и попросила разрешения поднять ручку. «Я ее случайно уронила». Тронутая такой дисциплинированностью, Аня поспешно закивала: «Конечно, конечно, подними». Та подняла и вдруг, без всяких видимых причин, фыркнула и захохотала, уронив голову на парту. Как раз в тот момент, когда Аня принялась рассказывать о страданиях затравленного Поэта в канун роковой дуэли. Пришлось прерваться. «В чем дело, Уварова? Что с тобой?» — «Ни в чем!» — и девочка захохотала еще громче. «Томка, как ты разговариваешь!» — не выдержал кто-то в классе. Аня, опешившая, сказала — по возможности спокойно и строго: «Уварова, ты мне мешаешь вести урок, выйди, пожалуйста, из класса. Успокоишься — вернешься». — «Не выйду!» — «Томка, выйди! — шипели со всех сторон ученики. — Хуже будет». — «А вот не выйду! — разозлилась та. — Что мне будет?» Тогда Аня решительно подошла к дверям, распахнула их и — уже не сдерживая волнения, перейдя на «вы» (признак крайнего нерасположения к ученику): «Вы мне в дочки годитесь, Уварова! Но я не поленилась, открыла вам двери. А теперь — оставьте класс, не мешайте работать!» «Выйди, Томка!» — потребовал класс. Та, не торопясь, встала, медленно прошла к дверям, обернулась: «Я выхожу только ради класса, не ради вас. Двери я и сама могла открыть, не стоило трудиться». Класс тихо охнул от негодования. А Уварова изо всей силы хлопнула дверью и уже в коридоре — слышно было — громко разревелась. А ведь Аня ничего плохого ей не сделала, никогда… Помолчав, придя в себя, она негромко продолжила рассказ о последних днях Поэта… В тот вечер их задержали: из общества «Знание» прибыл лектор — долго и занудно пересказывал позавчерашнюю газетную информацию. Из школы вышла затемно и сразу же — под проливной дождь. Едва успела раскрыть зонт, как подбежала сплошь промокшая Уварова: «А я жду вас, жду… Разрешите обратиться? (Совсем по-солдатски как-то, не по-девчоночьи.) Я очень жалею… Я… Пожалуйста, извините меня!.. Вам было очень неприятно… Я…» И снова разревелась, горько-прегорько. Трудная девочка. Но эта — еще но самая трудная…

— Ма-а-а!

— Что с тобой, Витюшик? Приснилось что-нибудь?

— А я не спал…

— О, господи!.. Что с тобой?

— Мам…

— Ну, что, что?

— Мам, я не хочу спать.

— Надо уснуть, милый… Будь мужчиной и прояви мужскую волю. Как папа говорит. Скоро он вернется…

— А папа когда вернется? Скорей бы!

— Спи, милый, спи…

— Что это он все уезжает да уезжает от нас? Один папа насовсем уехал, а этот… Все уезжает и уезжает. Он не уедет насовсем? А, мам?

МУЖСКАЯ ВОЛЯ

(Сочинение Аркадия Котикова, о котором в конце концов все же будет поведано. Потерпи, читатель, еще немного! Ну, прояви мужскую волю. Даже если ты — не мужчина. Сам знаешь, теперь такое время: будь ты хоть девушкой, а мужскую волю проявить изволь…)

Бычок неторопливо жует. Задумывается. Расставляет круглые уши и жалобно мычит:

— М-мама! М-мне м-маму!