Повествования разных времен

Они подошли к палаточному городку, более напоминающему кочевой табор. Здесь было тесно, грязно, неуютно. На палаточных шнурах сушилось белье, неподалеку виднелась большая свалка отходов. Оттуда и от наскоро сколоченной длинной уборной тянуло хлорной известью.

— Не успеваем убрать своевременно, — Локтев тяжко вздохнул. — Машин вроде много, а все нехватка… Пока хоть хлоркой посыпаем, чтобы всякие там микробы не разводились… Конечно, вижу ваши глаза, дорогой Виктор Максимович, понимаю ваши чувства. Понимаю и разделяю. Но не все сразу, не сразу и Москва строилась. Палат белокаменных предложить строителям пока, увы, не можем. Приходится смотреть в глаза реальности. Пока не палаты, а палатки.

Свита оценила каламбур — негромким оживлением.

— Первым делом, — продолжал управляющий, — надо план выполнять. Сами знаете, Виктор Максимович. Объекты должны быть готовы в срок, хоть кровь из носа. И никаких дополнительных средств нам не отпустят. Разве что вы в своей газете намекнете, поддержите… А в палатах каменных — в конце концов и их возведем! — когда-нибудь поселятся рабочие будущего объекта, и таким образом проблема удержания кадров будет решена…

— А пока суд да дело, что сегодня говорят строители?

— Спросите у них. Возможность общаться с народом у вас будет неограниченная. Мы, не то что другие, корреспондентов никак не регламентируем. Смотрите сами, что и где хотите, пишите, что считаете нужным. Пожалуйста, хоть сегодня же вечером, когда вернется народ в свои палатки, приходите сюда, потолкуйте с ребятами.

— Ребята у нас сознательные, — добавили из свиты. — Особенно студенты из стройотряда. Понимают, что не на турбазу прибыли.

Терновой тут же решил, что надо будет нынче вечером непременно навестить этот неприглядный табор, послушать, что его обитатели скажут. И, приняв такое решение, никаких каверзных вопросов Локтеву больше не задавал. Пускай себе думает, что прибывший корреспондент — лопух доверчивый.

ВЫ СЛЫХАЛИ?

— Вы слыхали? — с этими словами вкатывается обычно в сто девятую внештатный корреспондент Аркадий Котиков. Неугомонный, как ртутная капля из разбитого градусника, он перекатывается от стола к столу, затем усаживается на диван, тут же вскакивает и, не прекращая движения, шумно выкладывает новости.

— Вы слыхали? Как?! Еще не знаете? Все уже знают…

Более половины котиковских новостей — вранье несусветное. Никто бы не удивился, если бы он вдруг сообщил, что Крошка Кэт едет отдыхать по путевке в район Бермудского треугольника, а Зав ложится на операцию по омоложению. Но сочиняет Котиков так вдохновенно, так искренне верит в собственные враки, так ярко и убедительно расписывает им же изобретенные детали, что слушать всю эту дребедень — изысканное удовольствие. От чего бы порой ни испортилось настроение — снял ли стружку Главный, подвел ли автор, дома ли нелады, но послушаешь минут десять Котикова — и все приходит в норму. За что его и любят. Угощают лучшими сигаретами. Волокут в буфет и поят кофе. А иные простаки ссужают ему бессрочно от рубля до трешки. Не оказалось бы завтра Котикова, уехал бы он куда-нибудь или в другую сферу перешел бы — как пусто, как невесело стало бы тотчас без него! Несчастные те коллективы, в которых нет своего Котикова, многое теряют. И когда его неизменно жизнерадостное, не по возрасту детское губастое личико, такое малюсенькое под текинской папахой курчавых волос, просовывается в дверь сто девятой, — один лишь сумрачный Маяковский на прикнопленном к стене портрете не растягивает рта до ушей. А ведь, надо полагать, Владимир Владимирович, будь он жив и здесь, вполне понял бы и оценил сей феномен, имя которому — Аркадий Котиков…

Но сегодня, вкатившись в сто девятую, Котиков почему-то не произнес своего традиционного «Вы слыхали?». Чем-то изрядно озабоченный, он молча направился к столу Кузьмицкого. Не спросив даже разрешения, повернул к себе черный телефонный аппарат, снял трубку и набрал номер.

— Алло? Это бухгалтерия?.. Извините.

Снова набрал.

— Бухгалтерия?.. Простите, не вешайте трубку! Это два ноль девять тридцать пять сорок семь?.. Извините… Что за дьявольщина! Правильно набираю…

— Неправильно, Аркадий, — грустным голосом заметил Пичугин. — В том-то и дело, что неправильно…

— Как?! Я набираю два ноль девять…

— Цифры-то правильные, не спорю. Но зачем ты, гениальная душа, не отнимаешь пальчика после каждой цифры? Зачем крутишь диск обратно?

— Чтобы быстрее.

— Вот именно это и неправильно! Тише едешь — дальше будешь. Диск сам должен возвращаться, автоматически! Сам! Для того там и пружинки вставлены.

— Какие еще пружинки? — Котиков был явно не в духе и начал заводиться. — Не вижу никаких пружинок.

— А они внутри, — пояснил Пичугин. — Снаружи их и впрямь не видать. И от скорости возврата диска зависит, какая цифра наберется. А ты эту скорость меняешь, и вместо набранной девятки получается восьмерка.

— Надо же! А ты не придумываешь?

— На твои прерогативы, Аркаша, никогда не посягал. И не посягну. Ты попробуй-ка, позвони еще разок. Только дай диску волю, пускай сам возвращается на исходную.