— Попробуй, — поддержал Кузьмицкий. — Попытка — не пытка.
— Пытка, братцы, пытка! — непонятно к чему выкрикнул Котиков, однако от попытки не отказался — набрал номер по правилам. — Алло! Это два ноль девять тридцать пять сорок семь?.. Бухгалтерия?.. Скажите, пожалуйста, сегодня по счетам будет выплата? После двух? А Котикову выписано? Взгляните, пожалуйста…
Выслушав ответ, бедняга совсем скис. Даже трубку забыл положить на место — отчетливо слышались бесстрастные короткие гудки.
— Черт знает что! Я же все сдал в срок… Братцы! Кто выручит? До послезавтра, а?
— Много ли надо?
— Ну, хоть полсотни. Ну, на худой конец десятку.
Кузьмицкий порылся в карманах, вытащил мятую трешку.
— Все мое богатство, только разменяй в буфете, верни хоть рубль.
Котиков трешку взял и выжидающе смотрел на Пичугина, раскрывшего кошелек-«подковку».
— Рад бы в рай, да грехи не пускают, — произнес тот со вздохом. — Есть даже пятерка, но, извини, самому нынче нужна. Жена поручила по дороге домой в кулинарии фарш купить.
— Жена поручила… — задумчиво повторил Котиков. — Жена поручила… Жена… Вот у меня, братцы, жена… Представляете? Все наши деньги всадила в новую каракулевую шубу. А ведь у нас есть еще две нестарые. Из цигейки и синтетическая… Это же никаких моих заработков не хватит, ни левых, ни правых! Может, еще найдется хотя бы червончик, а? Поищите получше, братцы! До послезавтра, железно…
— На твой вопрос у меня… — Пичугин поглядел внимательно на несчастного внештатника, помолчал и закончил: — У меня к тебе, Аркаша, два вопроса.
— Валяй! — разрешил сбитый с толку Котиков.
— Вопрос первый. Твоя жена сама выбирала себе эту шубу?
— Конечно.
— И вопрос второй. Ты сам выбирал себе эту жену?
Кузьмицкий прыснул. Котиков приуныл еще больше.
— У Лермонтова, — назидательно продолжал вредный Пичугин, — в лучшей из его юношеских поэм «Измаил-Бей» есть такие строки: «Не женися, молодец, слушайся меня». Вот пан Кузьмицкий послушался, и ничего, даже трояк ссудить способен…
— А у Гоголя, — огрызнулся вдруг Котиков, — в его не худшей повести из цикла «Миргород» описан некий Иван Иванович, расспрашивавший нищенку, очень ли она голодна. Вместо того, чтобы молча помочь!
Пичугин побагровел и насупился: устыдился.
Через пару минут отходчивый внештатник признался, что нет у него никакой жены. И не было. Никогда. Почему? На такой правомерный вопрос ответить вразумительно не сумел.
В зоомагазине даже днем горят лампы дневного света. Их свет не похож на дневной. Может быть, они так называются потому, что горят днем? Или это только в зоомагазине?..
Толпятся мальчишки. Попадаются и взрослые. Чей-нибудь дедушка, понимающий в птицах. Папа, понимающий в рыбах. Или сестра, не понимающая ничего. А мальчишки, конечно, все понимают.
Рыба-телескоп подплывает к стеклу аквариума. Большая, пузатая. Глядит на мальчишек выпуклыми глазами. Лениво шевелит плавниками. И говорит медленно, внушительно:
— Не считайте ворон, все равно всех не сосчитаете, Не пейте много воды, все равно всю не выпьете. Не ковыряйте в носу, все равно…
И так далее.
Человеку несведущему кажется, будто рыба-телескоп только открывает и закрывает рот. Но разве что-нибудь услышишь в таком шуме? Однако мальчишки прекрасно понимают почтенную рыбу.
В высокой клетке порхают волнистые попугайчики. На клетке — табличка с оскорбительной надписью: «1 шт. — 12 руб.».
Несмотря на «12 руб.», попугайчиков осталось только три. Зеленые Щелкан с Туком да розовая Пуговка.
Мундиры Щелкана и Тука украшены золотыми воротниками с черными точками. На воротнике Щелкана шесть точек, а у Тука только две. Зато Тук — поэт. Вот и сейчас читает он Пуговке свои стихи:
Пуговка слушает невнимательно и поглядывает на сидящего поодаль Щелкана. Ах, какой он, право, этот Щелкан! Посидеть бы с ним на одной жердочке. Ведь, как ни говори, целых шесть точек на воротнике!
И Пуговка, оставив опечаленного Тука, перелетает на жердочку к Щелкану. Но он даже не смотрит. Все не может забыть свою голубую подружку, которую забрал толстый мальчик в коротких штанах… Но ведь розовая Пуговка тоже красивая птичка, ей даже стихи посвящают! Якобы невзначай, она задевает крылышком неприветливого Щелкана. Тот, ни слова не говоря, перелетает на жердочку к Туку.
— Подумаешь! — обижается Пуговка, независимо поводит крылом и с безразличным видом принимается чистить свои розовые перышки. А сама нет-нет да и взглянет украдкой в сторону Щелкана.
— Почему Пуговка не ценит тебя? — спрашивает Щелкан товарища.
— Зато магазин всех нас ценит, — шутит невесело Тук и косится на оскорбительную надпись. — Эх, Щелкан! Было бы у меня много черных точек на воротнике, кто знает… Быть может, понравился бы Пуговке.
Щелкан ничего не ответил и задумался.