Терновой откликнулся не сразу. Сдержаться! Не сорваться, не сыграть в поддавки! Первым побуждением было указать Чеканюку на дверь. Но что этим докажешь, чего добьешься? Кому докажешь? Чеканюку? Самому себе? Да, охоту обращаться к себе с подобными делами отобьешь. Да, так было бы легче. Но — кому легче? Опять же тебе. А — ни в чем не повинному Котикову? Ведь слова Чеканюка — не пустая угроза… Поставить вопрос на бюро, на партсобрании? Что ж, это идея. Осадить демагога и склочника всегда полезно, если сделать это законным путем и продуманно. Но такое происходит не сразу, не с первого захода. Сопротивляться Чеканюк будет яростно и умело, борьба может оказаться затяжной. И каков бы ни был ее окончательный исход, беззащитный бедняга Котиков тем временем так или иначе пострадает. Как же быть? Скорее надо придумать что-нибудь, пауза длится непозволительно долго…
— Вы недавно обращались в наше бюро. — Терновой заговорил несравненно спокойнее, нежели перед тем. — По поводу вашего предстоящего шестидесятилетия и персональной пенсии. Просили поддержки и ходатайства. Так ведь?
— Да, просил, — подтвердил Чеканюк несколько растерянно, явно не готовый к такому повороту разговора.
— Так я вам обещаю. Слово коммуниста даю. Если в ближайшее время с внештатным корреспондентом Котиковым произойдет хоть какая-нибудь неприятность… Тогда персоналки вам не видать. До КПК дойду!
— Не слышал! Не слышал твоих слов! — Чеканюк вскочил с кресла и стремглав вылетел из кабинета.
Вот и нажил себе еще одного недруга, подумал Терновой. А у кого их нет, всяческих недругов?
Купили в соседнем хозяйстве гусака. Жирного, породистого. Пустили его на птичий двор. Утка глянула и сказала селезню:
— Почему у тебя такая короткая шея? Счастливая гусыня!..
Селезень подошел вразвалку к гусаку и, шаркнув перепончатой лапкой, произнес:
— Приветствую вас.
Тот пробормотал что-то и продолжал обрывать пыльную траву. Вежливый селезень стоял в недоумении.
— Чего уставился? — прошипел гусак и крепко щипнул его.
— Какое хулиганство! — загалдели куры. — И что мужчины смотрят?
Подзадоренный ими петух распетушился и начал наскакивать на гусака:
— Вот я тебе покажу! Вот я тебя!
Гусак щипнул петуха за гребень. Да так, что выступила кровь.
— Послушайте, милейший! — обратился к гусаку всеми уважаемый индюк. — Хотя ваши предки и спасли Рим, но надо вести себя приличнее.
Гусак, ничтоже сумняшеся, щипнул и почтенного индюка.
— Да что же это такое! — воскликнул цыпленок. — Этак он всех нас защиплет.
И бросился наутек. На всякий случай… А гусак посмотрел свысока на птиц и усмехнулся:
— Что вы мне сделаете? Ни-че-го! Я хозяину нужен. Ясно? Хочу — щипну, захочу — помилую.
Наутро гусака поймали и унесли в столовую. Вездесущий воробей заглядывал в окно и уверял, будто видел гусака ощипанным.
«Мешают ли клещи́ полету?» — так называлась статья спецкора Виктора Тернового.
«Мы-то полагали, — писал он, — что мелкие паразиты — клещи, блохи и прочие, незаметные, затерявшиеся в нарядном оперении птиц, никак не мешают последним летать. Но мы не учли, что вся эта неприметная нечисть разносит всевозможные болезни и высасывает кровь, ибо способна существовать лишь за счет чужой теплой крови, которой сама лишена. И если таких паразитов разведется много (а они весьма плодовиты и размножаются очень быстро), то — по свидетельствам ученых-орнитологов — птица может ослабеть, в результате чего высота и скорость ее полета снижаются…»