Повнимательнее, Картер Джонс!

– Молодой господин Уильям сейчас подойдет. Препоручить вам двоим установку калиток? На линиях с отметкой «тридцать девять ярдов», пожалуйста. Если уж играть, то почему бы не ровно посередине поля?

И я взял столбики, а перекладины вручил Билли Кольту, и мы пошли к линиям с отметкой «тридцать девять ярдов» и начали забивать столбики в грунт, и вся толпа как-то притихла: зрители то ли пытались догадаться, что мы делаем, то ли ждали, что прибежит Дельбанко и забьет нас самих в грунт по уши.

Но когда мы установили столбики и положили на них перекладины, толпа захлопала в ладоши, словно мы сделали что-то необыкновенное, и Билли Кольт поклонился, совсем как Кребс, и толпа обезумела от восторга.

– Ты чего кланяешься? – спросил я.

– Они хлопают команде «Британия», – сказал Билли Кольт.

– Да ладно! Они хлопают, потому что мы установили столбики.

Он опять поклонился. Ему опять зааплодировали.

– Очень скоро они будут хлопать «Британии», – сказал он.

– Спустись с небес на землю, – сказал я, и мы пошли обратно к Дворецкому и к команде восьмого класса по кроссу, только теперь эти восьмиклассники были командами «Индия» и «Британия». Все были в белых свитерах, и Кребс размахивал битой над самой землей, и Сингх неспешно подавал своему викеткиперу баунсеры[34], а остальная «Британия» для разминки совершала короткие перебежки, и по-моему, все мы чувствовали кожей, что на нас смотрят зрители и направлены телекамеры, и все мы слышали, как малыш кричит «Ура!», и теперь малыша придерживал его папа, чтобы он не перевалился через поручни, и все мы подметили, что два старичка в белых свитерах не сводят с нас глаз, и тут старички вскочили, и, наверное, если бы мы их позвали, они стали бы нашими капитанами.

Да, они наверняка бывшие крикетисты.

А этот малыш! Он бы все отдал, чтобы стать крикетистом, – по нему видно. И Карриэр тоже все бы отдал…

Да, он совсем как Карриэр.

Дворецкий и Крозоска поманили нас к себе, и мы сгрудились вокруг них. Ветер свистел, точно в Голубых горах, и я, глянув на трибуны, пожалел, что у меня нет пледа: вот бы закутаться в плед, как мама, Энни, Шарли и Эмили.

– Рад видеть, что все вы надели белую форму, – сказал Дворецкий, – и никто не поддался соблазну облачиться в пижамы по нынешней моде.

– А кто играет в крикет в пижамах?

– Варвары, молодой господин Уильям. Что ж, приступим. Мистер Крозоска и я будем арбитрами, высшими судьями матча, – сказал Дворецкий. – Сетовать на наши решения и не соглашаться с ними – это некрасиво и неучтиво, и, следовательно, на нашем питче ничего подобного не будет. Есть возражения? Что ж, превосходно. Моя обязанность – надзирать за жеребьевкой, подсчитывать очки, проверять, что бетсмены добежали до криза, – молодой господин Бриггс, вы порой относитесь к этому вольно, так что остерегайтесь, я буду беспощаден. Я также должен давать сигнал о возвращении мяча в игру, реагировать на все обращения к судье и фиксировать все нарушения дисциплины – но таковых нарушений, джентльмены, не будет. Бетсмены, вы будете вовремя защищать калитки, а вы, боулеры, будете подавать без долгих заминок. Мы сыграем только один иннингс – матч будет сокращенным, так как с десяти утра поле понадобится «Минитменам». У нас хватит времени на шесть оверов для каждой из сторон, по шесть подач в овере. Число филдеров сокращено до семи на команду. Безусловно, это означает, что наш матч не соответствует традициям. Тем не менее мы – господин Крозоска и я – ожидаем, что на этом матче обе команды будут играть самозабвенно и с полной отдачей.

Мы закивали и сгрудились теснее – в основном чтобы укрыться от ветра.

– Для начала бросим жребий. – И Дворецкий вручил Сингху монету.

– Что это? – спросил Сингх.

– Фунт стерлингов, – сказал Дворецкий. – Будьте любезны подбросить монету так, чтобы в воздухе она перевернулась, и скажите «Орел» или «Решка». Угадавшая команда отбивает первой.

– А как я разберу, где орел, где решка?

– Догадаетесь по величественному профилю королевы.

Сингх подбросил монету и крикнул: «Решка!», и мы все смотрели, как падает монета, и Дворецкий объявил: «Решка!», и команда «Британия» радостно завопила, и Хоупвелл с Брайеном побежали к своим калиткам, а Кребс расставил филдеров – викеткипером был Стив Ян, – а потом протянул мяч мне и сказал – правда-правда, так и сказал: – Помни, это крикет. Будь повнимательнее.

И вдруг на футбольное поле школы Лонгфелло прошмыгнул между трибунами ветер и стал безобразничать у линий с отметками «тридцать девять ярдов». Он охотился, и шуршал в траве, и рыскал вокруг, а потом принялся кусаться – так и метил в наши белые свитера, словно нарочно хотел отморозить нам задницы.

Тот самый холодный сырой ветер, который начинает дуть перед австралийской тропической грозой.

Я посмотрел на трибуны. Папа малыша закутал его в плед, а малыш все кричал и кричал: «Ура!», и его папа тоже кричал, крепко держа сына.

И в эту самую минуту я почувствовал, как надо мной нависли Голубые горы.

Что ж, так я и знал, что рано или поздно это случится.

24 Следжинг