Повод для оптимизма? Прощалки

А вот почему бы не сделать государственным праздником 19 февраля? Ведь именно в этот день в 1861 году император Александр II подписал манифест об отмене крепостного права. Вот это праздник так праздник, событие, которое имеет непреходящее значение для России. В этом нельзя усомниться.

Еще возникла у меня идея насчет 12 мая. В этот день сорок лет тому назад, в 1976 году, Московская Хельсинкская группа выпустила свой манифест, и в эту группу вошли, я называю этих людей в алфавитном порядке, Людмила Алексеева, Михаил Бернштам, Елена Боннэр, Александр Гинзбург, Петр Григоренко, Александр Корчак, Мальва Ланда, Анатолий Марченко, Юрий Орлов, Виталий Рубин и Анатолий Щаранский. Называю их пофамильно, потому что страна должна знать своих героев, а эти люди, безусловно, герои, потому что они шли на все – на лагерь, на преследование, на изгнание из страны, только для того, чтобы советское государство соблюдало права человека и чтобы в конце концов мы с вами могли говорить что хотим, читать что хотим, ездить куда хотим и жить там, где хотим. Эти люди этого добились прежде всего. И они, по-моему, составляют честь России. Вот уж кого следовало бы наградить орденом «За заслуги перед Отечеством», и конечно же, первой степени. Другое дело, что некоторых уже нет в живых, и я полагаю, что остальные, по крайней мере многие, отказались бы от любого ордена.

Тем не менее 12 мая, день рождения Московской Хельсинкской группы, я считал бы очень подходящим государственным российским праздником.

* * *

Как вы, возможно, заметили, я крайне редко говорю об Украине. Ну, тому несколько причин. Во-первых, я очень плохо знаю эту страну. Я был в Киеве, может быть, за всю жизнь пять раз, в Харькове два раза. Я был в Одессе, но почему-то Одесса у меня не ассоциируется с Украиной, это сугубо личное восприятие, имейте в виду. Во-вторых, я не был на Украине (уж извините, я употребляю русскую литературную норму, говорю «на Украине», а не «в Украине») по крайней мере лет шесть или семь. И последнее: честно говоря, меня вообще не очень интересует, что там происходит. Украинцы сами решают свои дела, и как-то это меня не очень сильно волнует.

Так что сегодня это исключение. Оно связано с тем, что речь идет о знакомых мне людях и вообще о тех людях, которые имеют отношение к СМИ. Дело в том, что пару дней тому назад президент Порошенко ввел санкции против семнадцати руководителей или бывших руководителей различных российских СМИ. Это лица, которые, с точки зрения Совета Национальной Безопасности Украины, «создают реальные и потенциальные угрозы национальным интересам, национальной безопасности, суверенитета и территориальной целостности Украины, способствуют террористической деятельности и нарушают права и свободы гражданина, приводят к оккупации территорий и создают препятствия для полноценной реализации гражданами Украины надлежащих прав и свобод».

Ну, формулировка столь зубодробительна, сколь, скажем мягко, гиперболична. Например, мой коллега, главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев создает угрозы национальным интересам и национальной безопасности Украины? Нарушает права и свободы гражданина? Ну это же смешно.

Я понимаю, что президенту Порошенко не нравится то, как основные российские СМИ освещают Украину. Сказать по правде, и мне не очень нравится. Думаю, что президенту Путину не нравится, как украинские СМИ освещают Россию или как это делают американские СМИ. Но объявить по этому поводу и на президентском уровне санкции? Это какой-то детский сад. Если не нравится – так не смотрите, не читайте и не слушайте, и дело с концом.

Может, теперь и против меня объявят санкции? Ну, как сделали это с Михаилом Сергеевичем Горбачевым. А может, обойдется?

* * *

Позавчера умер один из моих героев – Мохаммед Али. Это был великий боксер и, по моему мнению, вообще лучший супертяжеловес в истории. Не все любят бокс, более того, многие считают его жестоким спортом, который следовало бы даже запретить. Собственно, Али умер от Паркинсона, который, как говорят врачи, имел прямое отношение к бесчисленным ударам, которые он получал на ринге. Но для меня, да и конечно не только для меня, Али был не только великим боксером, он был, как он себя называл, the greatest, то есть «Величайший».

Ну, для начала он принял ислам, тем самым бросив вызов обществу, и вместо своего имени Кассиус Марселлус Клей получил новое – Мохаммед Али. Его отказывались так называть. И на ринге, после каждого раунда, он спрашивал противника: «Как меня зовут? Как меня зовут?» В общем, требовалось мужество для этого поступка.

Потом, уже в самый разгар войны во Вьетнаме, он отказался служить в американской армии. Его знаменитая фраза I ain’t got no quarrel with them Viet Congs («У меня нет ничего против этих вьетконговцев») стала известна во всем мире.