Повод для подвига

– Страшнее группы F в обитаемой Вселенной нет ничего, – твердо сказал Рашен. – Зарубите это себе на носу. Пока мы это помним – будем живы. А как забудем – нам pizdets.

Он тяжело поднялся на ноги и, сутулясь, пошел к выходу.

* * *

Мегадестроер «Джон Гордон» внешне представлял собой угловатую летающую тарелку километрового диаметра. Теоретически корабли серии 105 проектировались универсальными боевыми судами. На практике же, как любое многопрофильное устройство, каждую из возложенных на него функций по отдельности «Гордон» выполнял так себе. Земляне уяснили это, когда «сто пятых» было построено уже десять штук. В итоге несколько монстров переоборудовали в десантные баржи, один торжественно вручили полицейским, а два подсунули группе F. Полиция свой дредноут переделала в мобильную военную базу. Бригада Attack Force на «Гордоне» устроила передвижной штаб, а «Старк» таскала за собой для поднятия авторитета. В основном он работал складом боеприпасов, мог в случае чего послужить летающей крепостью, а лучше всего исполнял роль страшилки для окопавшихся внизу. Ракетно-бомбовая нагрузка была у него вполне достаточная, чтобы группа F чувствовала за собой крепкий тыл.

Одного у всех «сто пятых» было не отнять. Более неистребимого судна в истории человечества не изобретали. Запас прочности эта хреновина имела невообразимый, а мощь заградительного огня такую, что за одним-единственным БМК могла укрыться целая эскадра. Зашибить «Гордон» с поверхности вообще нереально, а победить в открытом космосе – чистой воды научная фантастика. Три реактора (ходовой, огневой и резервный), восемь отражателей, здоровенные кормовые батареи, надежно прикрывающие хвост. Все это хозяйство делало мегадестроер вещью одновременно бесполезной и внушительной. Поднаторевший в истории Эссекс, пересев на «Гордон», частенько упоминал многовековой давности казус с немецким морским бэттлшипом, который так ни разу и не участвовал в бою из-за своей чрезмерной разрушительной мощи. Стоило ему высунуться из порта, как вся окрестная мелюзга разбегалась кто куда. Некоторые исследователи вообще ставили под сомнение, что страшная махина хоть раз куда-то выходила из доков – ведь для успеха операции достаточно было просто заикнуться вслух, будто чудовище собирается в поход. Эссекс в этой связи многозначительно упоминал, что так на стоянке злосчастное судно и разбомбила авиация.

Охрана Эссекса, встречавшая начальство у шлюза, красиво сделала на караул.

– Вольно, – царственным тоном сказал Рашен, стараясь не рассмеяться. Каждый раз, когда при виде строевых приемов его разбирал неудержимый хохот, он вновь убеждался в том, что так и не стал настоящим военным.

Боровский деловито подергал телохранителей за небрежно затянутые ремни и хищно зыркнул на начальника охраны. Тот покрылся красными пятнами и стеклянно вылупил глаза. Эссекс взял Боровского за локоть и увлек за собой. Охранники замкнули вокруг старших офицеров каре, но тут сзади набежал приотставший Мозер. Ловко орудуя тяжелой канистрой, он растолкал грозное воинство и пробился к адмиралам.

– А посуда? – спросил он Эссекса, выразительно приподнимая свой груз.

– Там стюард должен быть, – сказал Эссекс, одобрительно щурясь на канистру. – Иди вперед, проследи.

– Сделаем, – кивнул Мозер и убежал по коридору.

– Толковый парень, – заметил Эссекс.

– Даже чересчур, – сказал Рашен. – У него за последние сутки будто крылья выросли. Понимаешь, он ведь отлично просек ситуацию. Почувствовал, что мне грозит опала, и готовился уже сбежать вниз. И очень из-за этого по молодости лет переживал. А теперь ему деваться некуда, вот он и порхает на радостях, что подлецом не стал.

– Не подлецом, так мертвецом, – сообщил Боровский. Ступив на борт «Гордона», он вдруг резко озлобился и посерьезнел. Наверное, вспомнил, что ему светит возвращение на волчью должность заместителя командира группы по боевой части.

Рашен на это рифмованное замечание не отреагировал.

– Удивительный мы все-таки народ, – глубокомысленно сказал Эссекс. – В смысле – мы, астронавты.

– Ага, – поддакнул Боровский. – Разгильдяи, каких мало. А гонору столько, что без топлива до Милки Вэя долетим. На одном вые…оне.

– «Остались только выправка да честь», – процитировал Рашен. – Н-да… Между прочим, вы и не знаете, наверное, господа, что этот самый Милки Вэй во всех языках мира имеет одинаковое происхождение, кроме одного. У нас это «молочная дорога». А вот был такой народ – украинцы. Так вот, у них дорога не молочная, а соленая.

– Они что, на соляных озерах жили? – предположил Эссекс.

– Да кто их знает. Спросить уже не у кого.

– Соленая дорога… – задумался Эссекс.

– Да ладно! – сказал Боровский. – Ты его лучше спроси, почему Москва не верит в слезы.

– А почему? – тут же спросил Эссекс.

– Когда-нибудь я туда съезжу, – мечтательно произнес Рашен. – Там, говорят, уже чисто. Правда, мало что осталось от былой красоты, но все-таки… Очень жестокий был город, Фил. Прямо в центре помещалось место публичных казней. Какие уж тут слезы.

– Дикари, – заключил Эссекс.