- Думаешь, завтра узнаем, кой черт мы им понадобились? – Он утвердительно качнул головой. Я подставила плошку к его губам. – Пей по чуть-чуть.
- Оставь себе. Тебе нужнее, от меня толку нет. – Было видно, что слова даются ему с трудом из-за воспаленного от укола в шею горла.
Но даже это не спасло его от моего гнева.
- Натан, чтоб тебя моя мама на тему секса просвещала, Хемминг! Не зли меня, ради Христа! Ведь не посмотрю, что ты Каратель, вообще-то жутко жестокий и страшно всемогущий, отхожу скалкой по ребрам, мало не покажется!
- Ух ты, ах ты, какие мы грозные… - чуть дернул уголками губ Контролер, и я с трудом сдержала желание одеть похлебку ему на голову. – Я подставил тебя…
- По башке получишь, если хоть заикнешься о самобичевании, понял?! – злобно прошипела я. – Толку от этого?! На, ешь, и в темпе вальса. Так быстрее от этой отравы избавишься.
Уже не есть – жрать хотелось немилосердно, но я здраво оценивала реальность – ему еда была нужнее, чем мне. В кандалах и браслетах, которые теперь в два раза сильнее сдерживали мою магию, я была бесполезна. А его, если он полностью оклемается, не удержит даже серебро.
Поэтому я съела только половину своего, остальное незаметно перелив в его тарелку. Мой маневр просекли, только когда сами закончили трапезничать. Просекли, но… У него даже на злость не хватало сил. Он просто сидел и смотрел на меня, пока моя светлость не обняла его за шею и не спрятала лицо в плече.
Я делилась теплом и своей рубашкой вытирала серебро, выступающее на коже. Оборотень же, уткнувшись носом мне в волосы, договаривался со своим зверем.
- Твой запах придает сил, напоминает, ради чего я должен бороться, - погладив меня по щеке, сказал Хемминг. – Знаешь, это мой самый лучший плен.
- Знаешь, я предпочла, чтобы его вообще не было. Чтобы мы сейчас сидели дома, смотрели какой-нибудь фильм или что-нибудь готовили… Не знаю, что угодно, но только вдвоем и без всяких придурочных фанатиков мертвой славянской богини…
- Посмотри на меня, снежинка.
Стоило поднять глаза, как он подался вперед и поцеловал. И мне бы таять, как и всегда, от его прикосновений, от горящего огнем синего взгляда, и от теплых рук, не дающих забывать, с кем я уже согласилась разделить собственную жизнь, но…
Мне не нравился этот поцелуй. Натан вкладывал в него горечь, прощание, боль и что-то еще.
Знание.
Каратель Хемминг знал, что будет.
И он прощался со мной.
- Какого пьяного эльфа ты делаешь?! – прорычала не хуже всякого оборотня я. – Выкладывай все, что знаешь! Немедленно! Я не шучу, Хемминг! Выкладывай, или клянусь той твоей дурацкой розовой рубашкой, я начну тебя пытать!
- Она не розовая, а лишь чуть-чуть розоватая, - пробухтел Натан, видимо, вспомнив мой десятиминутный хохот, когда я увидела его в этом. Больше я этого позорища на нем не наблюдала, к счастью.
- Великолепно, - сложила я руки под грудью. – Мало того, что мне достался жестокий, неподкупный, наглый, вечно где-то мотающийся по своим тайным операциям волчара. Так этот волчара еще и в цветовой гамме разбирается! Воистину чудны дела твои, Господи.
- Не язви, снежинка. И вообще – да, я такой, но другого у тебя не будет, - легонько куснув меня за ухо, заявил Натан. – Я не уверен в своих догадках, и…
- Можете не вставать. На первый раз, по незнанию, так и быть – прощаю.
Женский голос заставил мужчину резко дернуться, что означало – он не слышал, как она появилась. Волк начал отодвигать меня за свой бок, но я уперлась, за что получила больнючий шлепок по попе. Однако даже не пискнула, во все глаза рассматривая двух девушек.
Они были абсолютно непохожими, но что-то такое неуловимое выдавало их родство, близкое. Сестры. Я была уверена в этом. Не люди. Не маги и уж тем более не вампиры с оборотнями. Не полуночницы вообще. Слишком какими-то неживыми они были, очень напоминая мне Лизу в ее теперешнем состоянии куклы с попустительским отношением марионетчика, которому плевать, что творит его создание. И аура, кокон странной энергии, что-то похожее и одновременно совершенно иное, чем то, что я чувствовала от Бранда.
Но кто же?!
Ближайшая к нам, огненно-рыжая, почти красноволосая девушка с желтыми глазами. Не золотыми, как у меня, а именно – желтыми, как лимон, наверное. На ней было синее платье эпохи викторианской Англии, синяя же шляпка и алые, как кровь, ногти. Выражение ее лица не выражало ровным счетом ничего, кроме, пожалуй, какого-то предвкушения с ноткой легкой безуминки. По работе я часто видела таких людей, и точно знала – ничего хорошего от них ждать не приходится.
Вторая же была темноволосой, темноглазой, со странными подтеками под глазами, словно совсем недавно плакала. Ее личико – женская версия мультяшного Пьеро – выражало грусть, печаль и, как ни странно, то же предвкушение, что и у сестры. Плакса была одета в темное платье, не поддающееся опознанию по стилю и эпохе.
Я как-то неосознанно потянулась к Хеммингу и смогла придать собственной физиономии более-менее бесстрастное выражение, лишь коснувшись его волос. Заметив это, рыжая девица расхохоталась: