Поводок для пилигрима

Душно как в парилке. Тяжело дышать. Одежда быстро промокла, и липла к телу. Коснулся стены. Водяные капли остались на руке. На каждом шаге звуки умирающей жизни.

Проход то сужается то расширяется, но даже в широком месте двум всадникам не разминутся. Стоны и всхлипы становятся громче, но теряют естественность и правдоподобие. Теперь они не напоминают муки жертв, скорее игру бесталанных артистов.

Скальные стены расступаются, дорога резко идет вверх широкими насыпными террасами. Прибыл…. Во все стороны, сколько не гляди, высокие гранитные обрывы и где-то высоко песочное небо напоминает о солнечном свете. Дно каньона. Сумеречное и невзрачное. Повсюду мелкие бурлящие озера, какие с водой, какие с густой жижей, чье бульканье и всплески многократное эхо искажало в хрипы и стоны. От кипящей грязи и воды поднимался густейший пар, который низовой ветер гонит в проход, выталкивая на встречу идущему. Долину больше охранял страх нежели природные чудеса. Проехав немного, спрыгнул с коня и подошел к одному из озер. На вид более спокойному. Сунул руку в воду! Тепленькая! Лизнул мокрую ладонь! Минеральная!

Постоял, оглядывая местность и поджидая своих. Не верил я, что Волчата отступятся.

Из прохода появился Ли, затем Ваянн и вся гвардия под Волчьим знаменем.

Как насчет ванны после долгой дороги? обратился я к ним. Пацаны в неверии крутили головами. Они в священной запретной земле Кланов! Таким деянием никто в мире кроме них похвастаться не мог.

Я быстро разделся и зашел в водицу. Ох, мамочка ты моя! Карловы Вары! Сто лет мечтал и сто лет дожидался!

Жалко спину поскоблить некому, отозвался я, отплыв подальше от берега.

Надо было Хелли взять, подсказал мне Ваянн.

Баба в походе, очередь в кусты, ответил я ему.

Им дай только волю. Через минуту в озере приткнутся некуда. Волчата плескались, орали, кунали друг дружку, ныряли с плеч и в подкидку.

Выбравшись на берег я посоветовал Ли и Ваянну не упускать возможности.

Дома не скоро будем.

Покончив с купанием, поели хлеба, затвердевшего хоть меч об него точи, сыра, пахнувшего прелью нестиранных носков, и вяленного мяса, чьи полосы напоминали и цветом и вкусом, и невозможностью прожевать порезанный дерматин.

Осмотреться бы? предложил Ваянн. Старый рубака походил на мудрого лиса, самоуверенного и шебутного.

Осмотримся, поддержал я его. Ветер здесь дует в одном направлении. Причем низом. Думаю имеется второй выход или вроде того.

Двинулись с оглядкой. За грязевым озерцом, плевавшимся горячей глиной во все стороны, что перекормленный младенец манной кашей, наткнулись на насыпные курганы. На каждом дерево, увешанное цветными лоскутами, мешочками, кулонами с огромными подвесками, монисто по более иной кирасы и прочими подношениями.

Не брать даже нитки, приказал я и пригрозил. Руки откромсаю вместе с башкой.

Лежат не трогают, вот и вы не трогайте, поддержал меня Ваянн. Нет в том трофея погост обобрать.

На одном из курганов черный полированный обелиск. По блестящей поверхности серебристая витиеватая надпись.

Анайа**, прочитал я имя.

Бабе памятник… выказал осуждение Ваянн.

Матери, пояснил я. Черный обелиск то…

Матери? Тогда конечно, старый мечник поспешил загладить неловкость.

За курганами храм. Простой прямоугольный неф, набело оштукатуренный. Штукатурка покрыта фресками и надписями.

Каракули зачем? спросил Ваянн, на этот раз не спеша с речениями.

Пожелания Милости, и прочел я некоторые из них. Просьба о выздоровлении и ниспослании долгих лет жизни, молитва за сына и прочее.

А чего другого места нет, как на стенах писать? донесся голос Джако.

Мертвые передадут Творцу просьбы живых, пояснил я тонкость религиозной хитрости.

За храмом площадка. В центре пирамида. Вчетвером, остальным нет места, поднялись по высоким ступеням на верх. На пирамиде, на малахитовом постаменте, огромный необработанный алмаз.

Единственное место куда дотягивается свет. И прямо на кристалл. Отраженные, преломленные лучи расходились во все стороны миллионами разноцветных игл, пронизывая воздух и растворяясь в нем невидимой субстанцией. Алмаз сиял едва не ярче светила, подарившему ему кроху своей силы.

Камень да не Духа. Протягиваю руку и подставляю под лучи. Пальцы украсились колечками радуг, кончики фаланг замерцали голубоватыми искорками. По руке поползло тепло. Складываю Знак Творца. Сияние едва заметно дрогнуло, впитываясь в мою ладонь как в губку. Шрам на щеке сковал движение лицевых мышц. Поглощенный свет потек вверх к локтю, к плечу, по шее… В затылок ударила теплой волна… Не боли… Пьянящей легкости… В сознание всплыло одно из многих слов Ашвины… Будто кто-то произнес его безразличным глухим голосом.

Поспешно убрать руку. Рискованно в такие игры играть.

Узнают о камушке… Сотни дураков устремятся сюда. Дотянутся ручонки пакостные и конец красоте. Я показал на ромашку. Робкий цветок проросший у постамента явился в свете алмаза невообразимым чудом. Утянут, распилят и продадут. Да еще поубивают народу за него побольше чем мы видели.