Поводок для пилигрима

Всплывает куцая мыслишка. Хрена ли мне ваша вода? Кларету патриаршего! За мыслишкой приходит бессилие. Опять черное кружение и слабость… слабость… и тонешь в ней как в жиже.

…Меня поят. Из ложки.

В кру..ж..ке, клацаю зубами по металлу.

Мне приподнимают голову и продолжают совать ложку в рот. Не чувствую вкуса. Вода комками, скатывается по горлу.

Еще, прошу я, когда перестают поить.

Поспи, пока…

Сон бессвязный и путаный…

Сколько их было таких снов? И все ли они сны? Не вспомнишь…

Приходил в сознание, поили и снова спал. Иногда чувствовал, перекатывают с бока на бок, меняют грязное белье, осторожно обтирают мокрой тряпкой. Охал, скрипел зубами когда ковыряли в ране. Видно здорово ткнул, вонючка песчаная. За морду не переживал, шов тянул и только. Буду девкам арапа заправлять. Интересно, заправлять арапа" это из лексики русского языка или из пособия по сексу?

Прошло декад шесть так мне показалось прежде чем я более-менее оклемался. Если так можно назвать упорядочившиеся короткие моменты ясности ума и долгие промежутки черного сна.

Лежал я в комнате один, на жестком лежаке. За окном виднелась макушка яблони. Ветки тихо скребли по стеклу, приглашая глянуть на мир божий. Кроме жриц ко мне ни кто не заходил. Пять раз в сутки мне совали в рот какие-то порошки, толкали пилюли и поили омерзительнейшим пойлом. Если б водка имела такой вкус, людей бы приговаривали не к вышке, а к её распитию. Литра амнистия. Два нобелевская премия.

Шрам, я его почти не ощущал, а вот бок! Повязку на нем отмачивали, судя по запаху не плохим кагором, потом шуровали в ране деревянным дрючком. Вытекавшая сукровица жутко воняла. Почистив, рану промывали и накладывали нечто похожее на асфальт. После перевязки я с час лежал не в состоянии не то, что шевельнутся моргнуть. Словом шкуру попортили капитально. На барабан точно не возьмут.

Ни смотря на мои попытки поговорить, жрицы отмалчивались, лишь изредка отвечая коротко да-нет, нельзя. Набрался терпения. Имея опыт нахождения с ними в одном обществе, можно быть уверенным лишнего не скажут.

Прошла еще декада. Разрешили вставать. Ну, разрешение мне ни к чему. Сам бы поднялся если смог. А смог только на следующей декаде. И то сидеть, держась за спинку кровати.

Однажды заявилась одна из матерей ордена. Пришла без сопровождавших. Видок у неё хоть под кровать прячься. Став напротив, заговорила коротко.

Видия Рона очень беспокоилась за тебя. Почему не знаю. Теперь когда ты пошел на выздоровление хочу кое-что разъяснить.

Жрица достала зеркало и подала мне. Я глянулся. Ни чего себе моряк красивый сам собою*! На правой стороне, от виска до скулы шрам. Но шарм пустяки. На моей роже красовалась цветная наколка змея обвивающего красный рубец. Стоило мне пошевелить лицевыми мышцами и рисунок переливался, создавая иллюзию движения. Не тату, а фото с натуры.

Не знаю для чего видия Рона нанесла символ принадлежности к Храму Матери. Но ты должен усвоить, его не должны видеть.

А что он означает? спросил я. Что то он должен означать раз накололи? Судящий?

В ответ испытывающий обжигающий взгляд серых глаз.

Если ты знаешь нашу иерархию то…

" Ух, ты! Из пилигримов и героев в Папы Римские! Вот это карьера!" догадался я о чем умолчала жрица.

А где сама видия?

Её призвала Великая Мать. Раны видии нуждались в хорошем уходе, но она отдала свое время, выхаживая тебя.

Видать больничный мне уже не полагался… проворчал я. А абхая** Эйжа?

Она тоже предстала перед Великой Матерью.

Я трусил спросить про Маршалси и Амадеуса. Да и не скажет. Что ей какие то капитан и бард. Ей да, а мне?

Она подала мне банку с мазью. Мазь слабо пахла лавандой.

Втирай в щеку раз в три декады. Водой она не смывается.

Жрица развернулась уходить, на миг остановилась в дверях. Дурная манера людей договаривать у порога.

Когда поправишься окончательно, мы вернемся к разговору.

Таким тоном обо мне лучше не разговаривать. Помирать я не собирался. Во всяком случае теперь.

А что дайва Аира? В Ожене… спросил я напоследок.

Взгляд жрицы стал не просто холодным каменным.

Дайва Аира руководила обороной Святого города.

Прошло еще декады две прежде чем хватило сил доковылять до двери. Разрывающая боль в боку скручивала в бараний рог. Всякий шаг пытка.

Задушевных разговоров со мной ни кто больше не проводил, а на мою инициативу завести беседу ни кто не откликался и на вопросы не отвечали. Молча совали лекарства и все. Вскоре жриц в монастыре поубавилось. Как мне подсказал служка: Воюють! Судя по всему война полыхала не шуточная, раз рекрутировали и, плакальщиц". Но мне нет до этого дела. Последние три декады я не мог ни пить, ни есть, ни спать. Мне нужно вернуться к Трем Холмам. Я не убеждал себя. Знал должен так сделать и сделаю.

Из монастыря я сбежал. Прихватив банку с мазью, собрав в узел хлеба, сыра и полгорсти пилюль. Вывел без спросу старую лошаденку настоятеля и уехал.