Поворот

— Острый аппендицит у ребенка. Подростковая попытка суицида. Только одна травма с поножовщиной. Несерьезно. Нет GSWs. (прим. ред.: огнестрельные ранения) Хорошо, когда нет огнестрельных ранений. Я ненавижу огнестрельные ранения. У меня ночные кошмары об огнестрельных ранениях.

— Спокойная ночь значит?

— Условно говоря. — Я никогда не понимал, как объяснить ей, что такое — работа в скорой помощи, чтобы не прослыть нюней и слабаком. Если я и упомяну про давление, рабочую нагрузку, или про постоянный ноющий страх все испортить, то никогда не скажу ей насколько это плохо. Я сам выбрал эту карьеру, и мне не нужны чьи-либо сочувствия, даже Миа. Особенно Миа.

Грязь и гравий хрустят под нашими подошвами. Мое сердце бьется быстрее, мое дыхание по-прежнему спокойное и ровное. Впереди, рыжая белка несется вверх по дереву. Мы дошли до той части тропы, где склоны плавно ведут к пруду, это отметка первой мили нашего маршрута.

Прежде чем мы достигли ее, замечаю, как другой бегун бежит вниз навстречу нам. Он, заурядный посетитель тренажерного зала: жилистые бицепсы, майка—алкоголичка, накачанные бедра, натягивающие швы коротких облегающих штанов, выгоревшие на солнце волосы и золотистый загар.

Миа забегает передо мной, чтобы уступить ему место, и он обращает на нее внимание, как только приближается, замедляясь и плотоядно рассматривая ее по пути. Чувак, думает, что он чертовски горяч. Но, когда он смотрит ей за спину, то встречает мой взгляд, выражение его лица меняется, и он в спешке проносится мимо нас.

Я не совсем уверен, что такого он увидел на моем лице, но предполагаю, что ему это не понравилось. Ничего не могу с собой поделать. Миа не моя девушка, но он этого не знает. Это так чертовски досаждает, когда я с ней на публике, и другие ребята бесцеремонно пялятся на нее или, что еще хуже, начинают клеиться.

— Что ты вчера делала? — Спрашиваю я, когда она вновь бежит рядом, это уводит разговор подальше от меня. И заставляет меня чувствовать себя более нормальным, и не испытывать неловкость. — Ничем важным, на самом деле. — Ее голос звучит спокойно, совсем не запыхавшись. — Пейдж звонила. Они узнали пол ребенка.

Я жду продолжения. У Миа есть брат и сестра. Ее брат, Кэмерон, четырьмя годами моложе, закончил Стенфорд со степенью бакалавра компьютерных наук. Пейдж, старшая сестра. живет в Сан—Диего, ей двадцать девять лет, адвокат, замужем, двое детей и он беременна третьим. Их мама, Гвен, тоже адвокат. Отец Миа — Фрэнк Уотерс, анестезиолог с более чем тридцатилетним стажем, вице-президент по персоналу в университетской больнице, почетный профессор и, он наводил на меня страх сильнее, чем кто-либо, кого я когда-либо встречал.

Для меня семья Миа... непостижима. До того, как я познакомился с ней, то даже не знал, что такие семьи, как у нее, существуют не только в телевизионных комедиях. Они очень дружны, любят и всегда поддерживают друг друга. Конечно, они могут спорить и ссориться, но фундамент их отношений не мог разрушиться никогда. Они идеальные. И — да, я завидую. Если бы наше детство было сказочным персонажем, то детство Миа было бы Санта—Клаусом, в то время как мое — монстром под кроватью.

— И? — Спрашиваю я, когда она молчит. Мы добежали до пруда и пересекли небольшой деревянный мост, который простирается через самое узкое место в северной части парка. Пруд окружен травой, большими камнями и деревьями.

—А? — Она отвлеклась. — Это мальчик.

Мальчик, у которого будет две старшие сестры, и они будут его запугивать. Бедный ребенок!

— Твоя сестра такая старомодная. Большинство людей рассказали бы об этом на Facebook.

Я смотрю на раздраженное лицо Миа. Она качает головой, и слегка надувает губы.

— Она просто любит звонить, чтобы задать каверзные вопросы о моей жизни.

— Она спрашивает, потому что заботится о тебе. — Я потерял счет, сколько раз я напоминал ей об этом. Миа знает это, но, когда она раздражена, то делает вид, что не помнит.

— И потому, что она любопытна и любит все контролировать, — добавляет она.

— Я просто тебе говорю.

— Да, знаю. Лучше иметь суетливое семейство, чем такое, где никому нет дела друг до друга. — Она вздыхает, прежде чем продолжить. — Слушай, а от твоего дяди в последнее время что-нибудь слышно?

На долю секунды я чувствую, как мои мышцы судорожно напрягаются, и я почти готов упасть. Ее вопрос, такой невинный, для меня, словно пощечина.

— Да, он будет в городе в середине июля, — отвечаю ей, и внезапная паника, волнами проходит через меня, отчаянно требуя скрыть от нее свою реакцию.

Дядя Уоррен единственный человек в моей семье, с которым стоит иметь дело. Все остальные — куча дерьма. Начиная с небольших кусков дерьма, одним из которых я имел обыкновение быть, и, увеличиваясь в градусах дерьмометра — моей матери, находящейся где-то в середине на этой шкале, пока не дойдете до великого правителя всей кучи дерьма — моего отца.

Вспомнить, что мой дядя навещает меня, не проблема. Причина, почему он навещает меня, вот что меня терзает.

И я не могу позволить Миа это узнать.