Поворот

— Вы, ребята, скоро встретитесь? — следующий ее вопрос, я украдкой смотрю на нее, потому что это нереально, что она не замечает, как я нервничаю. Ее взгляд устремлен вперед, на дорогу, а глаза скрыты очками.

Я втягиваю воздух, делая глубокий вдох. Мышцы и диафрагма сжимается. Кислород течет через нос, вниз по трахее и через бронхи в легкие. Моя диафрагма расслабляется в обратном процессе, высвобождая углекислый газ.

Все будет хорошо.

Я говорю:

— Да, мы планировали.

— Хорошо. — Еще один быстрый взгляд, и я вижу, она улыбается мне. — Ты давно его не видел, не так ли?

— Да. Он занят. — Это правда. Последние двадцать лет с небольшим, дядя Уоррен работает с Relief International. Сейчас он в Южном Судане, работает в качестве старшего технического логиста, что, по сути, означает, что он отвечает за то, чтобы вся операция прошла гладко.

Когда мне было шестнадцать, я провел с ним лето в Эфиопии. Это была попытка помочь обуздать гнев потерянного и запутавшегося ребенка, каким я был. Тогда он там работал, так что я знаю не понаслышке, что представляет собой его работа. Называть его занятым, это мягко сказано.

Мой ответ односложен. Я это знаю, и не могу ничего с собой поделать. Мне нужно, чтобы она не задавала больше вопросов о моем дяде.

Ну, есть простой способ, чтобы остановить ее.

— Готова ускорить темп? — спрашиваю я.

— Хм. — Она неохотно соглашается. Но Миа с трудом отступает от вызова, поэтому я не удивлен, когда она говорит:

— Конечно!

Я увеличиваю свою скорость медленно, и бегу немного быстрее, зная, что, либо начнет отставать, либо слишком запыхается, чтобы говорить.

И то и другое меня вполне устраивает.

***

Наконец, мы снова оказываемся у туалетов, откуда и начали. Миа сворачивает по пути в траву и падает на землю. В промежутках между тем, как она судорожно глотает воздух и пытается отдышаться, она говорит:

— Ты пытаешься убить меня?

— Видя, насколько это короткая дистанция, ты могла бы подстегнуть себя, увеличив немного скорость. — Я сажусь на несколько футов подальше от нее. Это безопасное расстояние и, несколько дней назад, я бы даже не задумывался об этом. Но, теперь я не могу избавиться от этого. От щекочущего сознания, что она так близко, что я могу легко протянуть руку и дотронуться до нее и, что она будет рада этому.

— Я быстро вернусь к тому вопросу, — говорит она, поднимая очки на лоб и, потирая руками глаза, — сразу после того, выблюю свои кишки.

Улыбаясь и ничего не говоря, я тоже ложусь, положив одну руку под голову и скрещивая лодыжки. Трава пахнет свежестью и землей, надо мной голубое небо. И, несмотря на визг детей на детской площадке и пыхтение Миа рядом, я все же слышу тихое шевеление насекомого возле уха.

Ты маленькое плаксивое ничтожество.

Это правда. Раньше у меня лучше получалось просто сделать шаг назад и посмотреть на общую картину. Сейчас моя жизнь прекрасна. Лучше, чем когда-либо была. Да, резидентура — это тяжелая работа, напряженная, изнурительная, иногда даже подавляющая. Но у меня есть все необходимое. Есть все, что нужно — здоровье, достаточно денег, чтобы прожить, карьера, которую я строю именно там, где я хочу. И вознаграждения намного перевешивают негатив.

Кроме того, в настоящее время, в моей жизни нет никаких паршивых людей. Только хорошие друзья. Лучший из них прямо сейчас лежит рядом со мной. Тем не менее, на расстоянии.

Я не знаю, думал ли я когда-нибудь, что у меня будут такие отношения с женщиной. Это, вероятно, удивило бы моего терапевта, назначенного судом, в средней школе. Доктор Лернер был напыщенным ослом, который в основном говорил, что у меня очень мало шансов, когда-либо завязать здоровые отношения с женщиной, в любом виде. Все из-за матери: такой же эгоистичной, небрежной, и эмоционально далекой, как и я — мои слова, а не его.

Я тогда думал, что был именно таким, и теперь знаю, что так оно и есть. Я понял это наверняка, через несколько месяцев после того, как мой сосед по комнате бросил Миа. После того, как мы закончили колледж, он переехал, а я обнаружил, что поддерживаю связь с ней, а не с ним. Потому что то, как он с ней обращался, делало его таким говнюком, с которым я не хотел иметь ничего общего.

А она... ну, она была раздавлена. Полностью убита горем. И все, что я хотел, чтобы она снова была счастлива. Я хотел снова сделать ее счастливой. Потом, в один прекрасный день, я понял, что она стала моим другом. Так что да, к черту доктора Лернера, потому что она была девушкой, которую я любил и уважал, и я не проводил с ней время, потому что хотел трахнуть ее.

Отлично. Не только потому, что я хотел трахнуть ее. И хочу… Не важно.

Возвращаясь к исходной точке — мне нужно остыть. Кроме того, мне нужен сон. Мне действительно необходимо немного поспать, но спать хочется меньше, чем час назад. Бег очистил от пелены мой разум, сделав свободным. Я истощен, но в хорошем смысле. Эндорфин прекрасен.

— Так, ладно, — говорит Миа. — Вернемся к пятничному вечеру.

Повернув голову в ее сторону, я вижу, что она лежит на боку, глядя на меня, подперев голову рукой.