Возможно, от него хотели геройской посадки развалюхи. Энакин не отрицал, что был способен на подобный подвиг… Вот только втиснуть разваливающуюся громадину на посадочную платформу не выйдет. В столице, вообще-то, нет платформ подходящего размера. Неудивительно, что он предпочел обойтись без разрушения чужой собственности и жертв.
Его корабль и в самом деле оказался разрушен, а капсулы выпущены в открытый космос… Другое дело, зачем вообще нужны спасательные капсулы на крейсере, управляемом дроидами? Куда дешевле создать нового дроида, чем подобную капсулу… Скайуокер не был финансовым гением или казначеем сепаратистов, но он был предусмотрителен. Арту не только прикрывал ему спину, но и угнал для него подходящее транспортное средство. Возможно, даже из личной коллекции графа. Его хотели уничтожить, но астромеханик с арсеналом дроида-убийцы оказался неумолим.
Скайуокер вернул Палпатина в столицу тихо и безо всякой помпы. Впоследствии он не был уверен, что не поучаствовал в грандиозном спектакле, где он упрямо путал слова и импровизировал в действиях, но все равно приходил к запланированному драматургом финалу.
Потому как пресса, немыслимым образом, встречала их у трапа. Энакин едва успел натянуть свой шлем. Журналисты… Они как стервятники. Он не любил их.
Генерал 501-го вскоре стал героем. Падме, ложась с ним рядом в тот день, сказала, чтоб он так сильно не расстраивался из-за собственной возросшей популярности. В конце концов, говорила она, это не такая высокая цена за политическую стабильность в Галактике?
Впрочем, минуло не так много времени, и отношении любимой к его боссу становилось все негативнее. Война продолжалась хоть и без Дуку. Республика затрачивала колоссальные ресурсы, а результата, как такового, все не было. Доставалось на орехи и Ордену. Беременной Падме стала не в меру ворчливой. И раздражительной, словно ей было много-много лет. Порой это вызывало у него легкий смех…
Ах, если бы и дальше все было так легко. Любимая ворчала под боком, силясь найти удобное положение, а его самой большой проблемой был страх отцовства и боязнь случайно удушить одного из докучавших ему журналистов, которые становились все пронырливее и наглее. Вот уже и ниточки его связи с Падме откопали, так скоро и до личности его докопаются…
Он снова видит сны. Ужасные сны, в которых его жена умирает в родах. Прошлый раз подобные сны о матери сбылись. Правда, тогда он видел отражение реальности, простиравшейся от него в миллионах парсеков. Сейчас же Падме была рядом — лишь руку протяни. И она не корчилась в агонии, не билась в муках. Это вызывала у Энакина диссонанс. Да и, в отличие, от того раза эти сны повторялись. Снова и снова, словно прокручиваемый кем-то кусочек киноленты. Поймать бы ещё за лапу режиссера…
После чудесного спасения, канцлер стал больше искать его общества. В результате время, которое снедаемый тревогами Скайуокер уж лучше бы провёл с женой, он коротал с Палпатином. За чашечкой кафа и классическим произведением. В обстановке, о которой раб с Татуина навряд ли мог мечтать. И в компании.
Мир готовился измениться. Он ощущал это везде. В застывшем в ожидании воздухе, в чуть трепещущейся Силе, для которой подобные затишья, предзнаменовали бурю, в водопроводной воде, у которой изменился вкус… Или же это Энакин так себя накручивал.
Мягкие ладони жены легли на плечи… Неужели Падме думала, что ей удастся, подобраться к нему незаметно? Он улыбнулся кончиком губ, переплетая её нежные пальчики со своими огрубевшими ладонями. Любимой пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до него… Порой он поражался, какая же она у него миниатюрная. И все же надежно спрятать её от смерти Энакин был не в силах. Даже в своих сильных руках. Есть вещи над которыми никто не властен. Даже ситх из сказки канцлера. Потому что сам он давно мертв, а это лучшее доказательство.
— Снова не спится? — голос Падме убаюкивал, но ответить было необходимо. Ей нельзя было беспокоиться. Даже если его кошмарам суждено сбыться, омрачать ей, возможно, последние дни он не станет ни за что.
— Вот всё думаю, что же ждет наших детей в этом мире, — он окинул взглядом ночной город-планету, на другой стороне которого уже зарождалось зарево нового рассвета.
— И почему же ты так уверен, что их именно двое? — легонько толкнула его Падме, пролезая под его руку и устраиваясь у него на груди. — Я ведь запретила дроидам что-либо говорить. Решила, пусть будет сюрприз, а ты взял и со своей Силой все испортил! — она притворно насупилась.
— Прости, — он чуть улыбнулся, легонько касаясь её живота. — Раньше я бы, может быть, и не заметил. Их сияние… Оба отмечены Силой, но одно маленькое солнце сияет гораздо ярче, чем то, что притаилось в его тени. Но слушая Силу часами, надеясь, понять, что же нас всех ждет, я заметил и её мелодию. Ай! За что! — на этот раз Падме треснула ему вполне ощутимо.
— Я ведь просила хотя бы пол не говорить! Энакин, ты невозможен!
— Но, родная…
— Я прощу тебя, но не сейчас! — грозно ответила Падме и отвернулась.