Поворот рек истории

– Послушай, честной господин, вот что я тебе скажу. Хоть ты и думный дворянин, а подолгу я с тобой сиживать не буду и рассуждения рассуждать не стану. Мое воеводское дело – иное. Не о том у меня голова болит. Инде на островах, а инде на большом берегу мужики торговые пропадать стали. И не токмо что мужики торговые, но и люди. О прошлой седьмице сын боярский Ондрюшка Тверитин в полном боевом доспехе сгинул и с ним два пищальника. А месяц тому с половиною служилый гречин в подьяческом чине да весельщик при нем на карбасе неведомо куда исчезли. Это я на первое тебе скажу. На второе, что и цельные суда который раз не возвращаются, и вести нет ни от кормщиков, ни от воинских голов, кои с ними в море ходили. На третье, что торговые люди мне вещи медяные приносили и казали – чудной работы, но тонкой. Местные-то мои тайны такого сработать не могут, не ведают подобного рукомесла. Тут кто-то понавычистее работал. А напоследок добавлю: разных людишек на малых лодчонках дозорщики мои видели, и пускай издалека видели, а говорят, мол, как бойцы сноровистые двигаются… Подбирается кто-то к нам тихохонько. Держава какая-то издалека щупает, а я ее ущупать норовлю, и ущупаю, дай срок. Еще схватимся. Есть тут, по разговорам судя, поганское царство, в богатстве и многолюдстве утопающее, а может, и не одно. Нутром чую, скоро нам с ними переведаться предстоит. А мы? Град каменный один поставили, обострожились знатно еще в четырех местах… а надо бы – в десяти! Мне бы пищалей, бомбард, людей ратных, корабельных строителей да порохового зелья… А людей – мало, толковых людей, почитай, раз, два и обчелся. И приходится мне, воеводе, наместнику, за десятерых дела делать. Яко наш великий князь, а вашим царям родич Владимир Мономах в старые времена говаривал: «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах, и о ястребах заботился». Вот как живу, вот о чем думаю, а ты мне все про кто, да как, да куда, да что… Ищи сам. Тебе – помощь моя, но не время мое. Ступай.

15

В полдень на соборной площади стояла невыносимая жара. Казалось, воздух плавился. Плыли в неверном мареве очертания собора, выстроенного по владимирским образцам – в пятиглавии, только скромнее размером. Плыли линии окружающих домов. Окна позахлопывались, люди будто вымерли.

«В плохое время я сюда приплыл. Про такие времена писал император Лев Мудрый: «Стояние, когда уже не господствует мир, но война еще не проявилась с очевидностью». И правитель фемы вроде бы складно говорит, прямо по словам другого прославленного государя, притом полководца от Бога, Маврикия: «Стратиг, который стремится к миру, должен быть готовым к войне». Очень складно. Но…»

К Апокавку подошел путник в неприметном одеянии. Кто из местных жителей не побоялся убийственного зноя и вышел на улицу? И что ему надо от… О!., да это же…

– Если кто-нибудь за нами наблюдает, мой господин, он подумает, что я просто спрашиваю дорогу. Но я не могу делать это слишком долго.

Апокавк молчал, додумывая.

«Рамон и впрямь простоват. Не для таких мыслей крепкую его голову посадил на плечи Господь и не для таких дел нарастил на руках могучие мышцы. Чтобы, подслушивая нас, все разом ухватить и помыслить в самое малое время, иной нужен ум, куда как более изощренный, чем у простого вояки. Нет, аколуф простоват. А вот сам князь…»

Стратиги, архонты, дуксы имеют много власти… И, распознав ее вкус, поддаются соблазну: получить большее ее количество. Скольких стратигов сразило желание поднять мятеж и стать императором, либо отложиться от Империи, чтобы основать собственное маленькое царство?! Не перечесть. А история и Священное Писание учат нас одному, хоть и разными словами: все уже было и все повторяется бесчисленное множество раз.

Князь Глеб худо помогает ему. Отчего же? Искренен в своей грубоватой русской манере? Отводит его, Апокавка, внимание от собственных темных дел – все ли у него, скажем, на месте в казне?! Впрочем, нет, слишком вычурный способ скрыть того, чего никто не ищет… Или же стратиг имеет тяжкий умысел против власти государя, а потому возжелал заполучить ядовитую Хронику да пустить ее в ход, смущая умы в своей феме?

Наконец он разомкнул уста:

– Мне нужны скверные слухи о стратиге фемы. Вор? Развратник? Мятежник? Отступник от веры? Только то, что может быть правдой.

Его собеседник кивнул в ответ.

Осталось назначить ему новую встречу в новом месте. Не столь неудачном, как это.

16

…Кажется, Апокавк начал привыкать к медвежьему объятию владыки. Ну, зверь лесной, ну, с бородищей, ну, с руками борца… зато получил превосходное образование.

Герман вновь почтил его трапезой и позволил обсуждать с собою дело о пропаже Хроники. А когда грек начал было излагать ему свое подозрение о скверных намерениях князя, с улыбкою ответствовал: