Повседневная цивилистика

Притворный агентский договор прикрывает собой ту сделку, которую стороны имели в виду. А этой сделкой является передача имущества во временное пользование. Само по себе заключение притворной сделки не является противоправным (вопреки мнению многих, особенно тех, кто далек от гражданского права), оно не является даже упречным, как любит выражаться Г. Резник. Оно юридически ничтожно, и единственное следствие притворности – это применение правил, относящихся к прикрытой сделке.

Прикрытая сделка в нашем случае – это распоряжение недвижимым имуществом. Но как только мы применяем первое правило к распоряжению недвижимым имуществом, установленное для учреждений, мы сразу же обнаруживаем его ничтожность.

Стало быть, сделка в целом ничтожна – не столько потому, что здесь нет никакого агентского договора, сколько потому, что распоряжение недвижимым имуществом учреждению запрещено.

При всей очевидности аргументации нужно заметить, что суды крайне неохотно применяют нормы о мнимости и притворности сделок. Есть совершенно невообразимая практика, созданная налоговыми органами, когда притворность интерпретируется в качестве налогового нарушения и даже преступления. И хотя суды опасаются ставить под сомнение аргументы ФНС, уступки в этих процессах не только не стимулируют развитие применения норм ст. 170 ГК РФ, но и, пожалуй, создают новые «завалы» на этом пути.

Трудно понять, почему так тяжело сделка признается притворной. Возможно, сказывается формализм, вообще присущий неразвитому правосудию (а развиться ему в наших условиях, конечно, непросто). Ведь каждое решение о притворности сделки означает отказ от буквального текста договора, что не может не вызывать у суда чувства потери почвы. Возможно, что здесь проявляется и другая причина: при общеизвестном господстве произвола суды постоянно учитывают, что в первую очередь их решение будет оцениваться именно с точки зрения его произвольности, и потому избегают сколько-нибудь далеких отступлений от имеющихся в деле материалов.

Во всяком случае, моя задача не казалась легкой.

Осложнялась она и тем, что первым (в качестве номинального истца) выступал представитель правительства Москвы (департамента по управлению имуществом), который вел себя на протяжении всего процесса независимо и не обнаруживал никакого желания согласовать позиции.

Было заметно, впрочем, что суд кассационной инстанции имел намерение разобраться в деле. Но юрист департамента едва ли ему в этом помог. Он доказывал, что спорный договор – не агентский, не приводя каких-либо аргументов. Судья терпеливо объяснила ему, что даже если договор не имеет каких-то указанных в законе признаков, то это еще не делает его незаконным. И завершила свое внушение вопросом:

– Может быть, это какой-то другой договор?

– Да, – ответил юрист.

– Какой?

– Комиссии, – последовал после некоторых колебаний ответ.

– Ну а как комиссионный он отвечает закону?

– Соответствует, – ответил юрист.

В зале установилась атмосфера недоумения. Богиня правосудия, наверное, изумленно потирала очи, насколько это позволяла повязка. (Дело рассматривалось не Верховным Судом, который курируется, как известно, Фемидой без повязки.)

Я был за третье лицо и выступал позже. Пришлось подробно изложить все аргументы, учитывая эффект выступления истца. Все вроде бы становилось на свои места. Я был уверен – да уверен и сейчас, – что здесь ошибка в применении права. Именно такие ошибки должен исправлять суд кассационной инстанции. Однако когда я попросил суд решить спор по существу, позиция суда резко изменилась. Мне строго указали на то, что необходимо проверить довод о притворности договора и что это может сделать только суд первой инстанции. Пришлось согласиться – не потому, что это верно, а потому, что возражения могли лишь повредить моему клиенту.

Настал черед представителя ООО. У него суд спросил, из какого пункта договора следует, что Дом музыки получает какую-то часть дохода от концертов. Ответ был потрясающим: «Не все пишется в договорах», – многозначительно, но и снисходительно заметил представитель ООО.

Пожалуй, этим мудрым ответом он помог мне больше, чем мой формальный союзник – истец.

Решение было отменено, дело направлено на новое рассмотрение в тот же состав суда.

Хотя отмена решения в последний момент – это не самый плохой вариант, передача дела тому же суду не внушала оптимизм.

На первом судебном заседании суд спросил, признаем ли мы иск, заявленный департаментом имущества к ООО «Меридиан». Я объяснил, что наше положение в процессе – третье лицо и мы не можем ни признавать, ни не признавать иск.

После этого суд перевел нас из числа третьих лиц в число ответчиков.

Такое решение процессуально невозможно.