Повседневная цивилистика

Ведь стыд испытываешь постольку, поскольку считаешь страну своей, стыд можно испытывать только за себя и свое. А если страна воспринимается только как место для кормления, то стыд в этом любимом занятии русского начальника – вещь сугубо вредная. Каждый раз, когда вы сталкиваетесь с очередным профессиональным патриотом из числа чиновников-депутатов-политиков, поющих поставленным голосом песнь о борьбе с Западом, с продажей земли, с рынком и прочими угрозами Родине, вы всегда легко опознаете особенную, закоренелую бесстыжесть певца. Именно из-за этой бесстыжести их невозможно ни заставить признать абсурдность своих лозунгов (если землю-мать нельзя продавать, то ковырять тяпкой ее можно? а для других народов земля – не мать? почему же от ее продажи они лучше живут и больше любят свою землю? и пр.), ни раскаяться в своих злодеяниях, ни просто задуматься над тем злом, тем позором, который тянется за ними много десятилетий.

Что же с ними делать? Если они остановятся, чтобы передохнуть (ударение гуманист должен делать на последнем слоге), то можно зачитать им соответствующий период из Салтыкова-Щедрина, убедительный хотя бы тем, что всех их уже описали за 100 лет до их вступления в ту или иную партию: «…принцип обуздания продолжает стоять незыблемый… Он написан во всех азбуках, на всех фронтисписах, на всех лбах. Он до того незыблем, что даже говорить о нем не всегда удобно. Не потому ли, спрашивается, он так живуч, не потому ли о нем неудобно говорить, что около него ютятся и кормятся целые армии лгунов?

Итак, побеседуем о лгунах.

Лгуны, о которых идет речь и для которых «обуздание» представляет отправную точку всей деятельности, бывают двух сортов: лицемерные, сознательно лгущие, и искренние, фанатические.

Лицемерные лгуны суть истинные дельцы современности. Они лгут… нимало не отрицая ненужности принципа обуздания в отношении к себе и людям своего круга. Они забрасывают вас всевозможными «краеугольными камнями», загромождают вашу мысль всякими «основами» и тут же, на ваших глазах, на камни паскудят и на основы плюют. <…>

Лгуны искренние суть те утописты «обуздания», перед которыми содрогается даже современная, освоившаяся с лганием действительность. Это чудища, которые лгут не потому, чтобы имели умысел вводить в заблуждение, а потому, что не хотят знать ни свидетельства истории, ни свидетельства современности[20], которые ежели и видят факт, то признают в нем не факт, а каприз человеческого своеволия. Они бросают в вас краеугольными камнями вполне добросовестно, нимало не помышляя о том, что камень может убить. Это угрюмые люди, никогда не покидающие марева, созданного их воображением, и с неумолимою последовательностью проводящие это марево в действительность. Всегда вооруженные, недоступные и неподкупные, они не останавливаются не только перед насилием, но и перед пустотою. «Если в результате наших усилий оказывается только пустота, – говорят они, – то, следовательно, оно не может иначе быть». И вновь начинают безумную работу данаид, совершая мимоходом злодеяния, вырывая крики ужаса и нимало не наполняя бездны. Лично каждый из этих господ может вызвать лишь изумление перед безграничностью человеческого тупоумия, изумление, впрочем, значительно умеряемое опасением: вот-вот сейчас налетит! вот сейчас убьет, сотрет с лица земли этот ураган бессознательного и тупоумного лгания, отстаивающий свое право убивать во имя какой-то личной «искренности», до которой никому нет дела и перед которой, тем не менее, сотни глупцов останавливаются с разинутыми ртами: это, дескать, «искренность»! – а искренность надобно уважать!»

Более терпимой Салтыков-Щедрин считает все же первую разновидность, поскольку хотя он «от души уважает искренность, но не любит костров и пыток, которыми она сопровождается, в товариществе с тупоумием. Нет ничего ужаснее, как искренность, примененная к насилию, и общество, руководимое фанатиками лжи, может наверное рассчитывать на превращение его в пустыню». Вор не тем лучше душегуба, что он достоин уважения, а тем, что безопаснее.